Я вышел к бригаде — впервые — не поздороваться, а, наоборот, попрощаться. Поцеловал Знамя и передал его новому комбригу. «До свидания, товарищи!» — выговорил с трудом, горло предательски першило. У бойцов тоже получилось нездорово. То ли не тренировались прощаться, то ли передалось моё волнение, не знаю. Торжественный марш наблюдал из-за спины нового командира — в глаза что-то попало, никак не проморгаться было… «Прощание славянки» нечасто звучало на нашем плацу и всегда заставляло по-особому стучать сердца. Сегодня эта музыка звучала для всех, но адресовалась мне одному. Это, скажу вам, что-то!!! Смотрел на лица своих бойцов и офицеров, видел их глаза и отчётливо понимал, ради этого одного стоило жить.
После марша переоделся, сел в вертолёт, который мы специально «тормознули» на футбольном поле рядом с плацем, и с командой парашютистов полетел на природу к столу, где предстояло прощание с гостями и офицерами управления бригады. На высоте кто-то из девушек достал припрятанную бутылку шампанского, и мы запустили её по кругу. До слёз шибануло газами в нос, что здорово повеселило уже не моих, но ставших мне роднёй по небу парашютистов. Неоднократные чемпионы и рекордсмены мира и окрестностей, они — когда дело касалось прыжков — относились ко мне терпеливо и снисходительно, учили, прощали ошибки и делились опытом. Передали ребята шампанское экипажу — выпить за командира — и попросили лётчиков «подпрыгнуть» ещё на пару километров, чтобы продлить удовольствие. Ради такого дела командир борта отошёл от инструкции, и мы вывалились где-то на четырёх тысячах метров. Сойдясь в круг, пропАдали три километра и раскрылись над самым озером. Пришли и приземлились на небольшую полянку, где чуть поодаль стояли столы и приглашённые, наслаждаясь изумительной красотой природы, свежим воздухом и запахом поспевающих шашлыков, ждали прибытия старого комбрига. Надо ли говорить, что не все гости, особенно гражданские, ожидали моего появления таким образом!
Остальное происходило, как обычно, но теплее и душевнее: «Полковник Осипенко, представляюсь по случаю…» Знакомое уже щемящее чувство потери чего-то близкого и дорогого не проходило даже после «усугубления» горячительных напитков. Четыре года назад я здесь никого не знал, и название гарнизона мне ни о чём не говорило. Более того, я отказывался ехать сюда, в «огородно-дачную» бригаду, и просил командующего доверить любой боевой полк, что для меня было более привычно и знакомо. А сегодня бригада одна из первых не только по оценке командования ВДВ, но и в рейтинге выпускников военных учебных заведений, попасть сюда престижно и непросто, конкурс, однако. В гарнизоне все и всё знакомо до боли и я уже с ревностью думаю, что будет здесь без меня — сохранит ли новый комбриг прекрасный коллектив, традиции и авторитет бригады. Шёл нормальный застольный разговор — тосты, пожелания, а у меня последний аккорд «Прощания славянки» продолжал звучать, и тихим, немного грустным колокольчиком воспоминаний бередил душу.
Мило
Мы русские. Русские не продают.
Его звали Мило. Стройный, гибкий, русоволосый с сильной проседью, он выглядел моложе своих лет и здорово стоял на воротах. Со своими «цыганами» — почему-то так он называл своих чернявых друзей — уже который раз дерёт нас, футбольную команду Русбата, в дыр-дыр, как школяров. Если бы бомбардиров считали по системе «гол плюс пас» он, безусловно, был бы лучшим, потому что с его пасов, умных и неожиданных, нам и заколотили почти всё! А что он творил в «рамке». С двух метров не пробьёшь!
А пару лет назад его практически безжизненное тело хорваты отдали жене, чтобы не выла и сама похоронила. После захвата их деревни хорваты всех мужчин- сербов скрутили проволокой и побросали в рефрижератор, в котором, отъехав на край деревни, и расстреляли из пулемётов. На глазах у жён и матерей. Когда стали выгружать в наскоро вырытую траншею в овраге, Мило, пробитый пулей в четырёх местах, ещё подавал признаки жизни. Его, залитого своей и чужой кровью, прибежавшая жена накрыла своим телом и не позволила добить. Она, обезумевшая от горя, стала бы ещё одной жертвой, но кто-то из деревенских женщин крикнул: