— Дело не в портфолио, — сказала Лючия, когда женщина открыла дверь кабинета, — Главная причина моего нахождения, я хочу быть здесь. Я бы хотела помочь.
Лори тихо вздохнула. Этот звук напомнил Лючии тот, который издавала ее мать всякий раз, когда ее старший брат извинялся за то, что сделал что-то не так, и обещал не делать этого снова, когда все еще жил в доме. Будто их мать хотела верить Джону, но история доказала обратное.
Женщина посмотрела на Лючию, когда они вошли в детский сад.
— Я искренне надеюсь, что ты сохранишь это отношение, когда действительно начнешь здесь работать. Одно дело, когда мы работаем в спокойные часы. Совсем другое, когда заведение переполнено, мы на пределе возможностей, и люди стучатся в двери, прося о помощи.
Лючия моргнула.
Что она могла на это ответить? Ничто не казалось подходящим.
— Привет, Лори!
Мягкий, мальчишеский тон отвлек внимание Лючии от управляющей приютом, и вместо этого она обратила внимание на маленького мальчика, которого даже не заметила в детском саду. Он сидел за маленьким круглым столиком на крошечном стульчике, предназначенном для детей, и с карандашом в руке раскрашивая что-то похожее на фиолетово-голубую кошку. Рядом с ним женщина что-то печатала на своем телефоне, прежде чем сунуть его в сумку рядом с собой.
— Диего, — ответила Лори, широко улыбаясь. — Как поживаешь, приятель?
— Хорошо. Я разукрасил своего кота фиолетовым и синим.
Он был самым милым мальчиком, которого она когда-либо видела, подумала Лючия. Большие темно-карие глаза и розовые щечки. Его темные волосики завивались на концах, будто их можно было подстричь, но он выглядел ужасно мило и с более длинными волосами. Он был еще достаточно мал, чтобы на тыльной стороне его пальцев появились ямочки. Такие же были и на его щеках, когда он улыбался.
По какой-то причине Лючии показалось, что малыш выглядит знакомо, но она не знала почему. Она никак не могла встретиться с ним раньше, но чувствовала, что могла.
Диего продолжал болтать и черкал карандашом по бумаге, пока Лори смотрела на женщину, сидевшую рядом с ним.
— Опять опаздывает? — спросила она.
Женщина пожала плечами.
— Я не против посидеть с ним.
— И все же он знает правила.
— Мой брат скоро придёт? — внезапно спросил Диего, и его милое личико выжидающе вытянулось.
Лори бросила взгляд на тихую женщину.
— Я думала, мама...
— Ты же знаешь, он редко спрашивает о ней.
Лючия не знала, о чем говорят эти две женщины, и чувствовала, что это не то место спрашивать. Впрочем, это не имело значения. Похоже, у Лори имелись другие дела для Лючии.
— Послушай, Лючия, завтра ты сможешь хорошенько осмотреть детский сад. Не могла бы ты закончить с этими бумагами для меня, заполнить их и оставить у входа, прежде чем отправиться домой?
— Конечно, — пробормотала Лючия.
— Отлично. Завтра, ровно в шесть.
— Вы все поняли.
Лючия бросила еще один взгляд через плечо, выходя из детского сада, и обнаружила, что Диего смотрит ей вслед и улыбается. Он помахал пухлой ручкой, словно молча прощаясь. Она помахала в ответ.
***
Часы от Картье на запястье Лючии только что пробили девять, когда она закончила заполнять бумаги, поставив свою подпись на последней строке. Помимо обычной информации, которую она уже предоставила приюту, бумаги были только кратким изложением правил и вещей, на которые она должна была дать согласие и придерживаться, пока добровольно работала в приюте.
Такие вещи, как правильное поведение, отсутствие злоупотребления психоактивными веществами и другие детали, которые даже не приходили в голову Лючии. Однако она находила политику отношений довольно интересной. Волонтерам и рабочим ни при каких обстоятельствах не разрешалось вступать в романтические отношения с женщинами в приюте.
Интересно, сколько раз это должно было произойти, прежде чем кто-то решил принять решение? И насколько эффективной была названная политика?
Сложив бумаги в аккуратную стопку, Лючия сгребла их со стола, который использовала как импровизированный письменный стол, и направилась в коридор. Она читала, чтобы убедиться, что ничего не пропустила, когда впервые услышала его голос.
Бог свидетель, она не ожидала, что когда-нибудь услышит его снова.
Возможно, именно поэтому жар пронзил ее тело, когда ее позвоночник напрягся, будто кто-то проткнул его прутом. Это сбивало с толку и приводило в замешательство, что чей-то голос мог вызвать у нее такую реакцию.
Лючия отмахнулась от этого и поднялась по ступенькам, направляясь к передней части приюта, где ей нужно было оставить свои бумаги. И откуда доносился знакомый голос.