— Серьезно? — спросила она.
Ее карие глаза сверкали под неоновыми зелеными и электрическими фиолетовыми огнями, которые вспыхивали, мигали и двигались во всех направлениях. Мягкость ее лица и нежный изгиб
губ застыли под движением стробоскопов. На мгновение она стала похожа на неподвижного
ангела — совершенного и прекрасного.
— Что?
Лючия пожала плечами, и легкий румянец
окрасил ее щеки.
— Люди... занимающиеся сексом. Серьезно?
Невинная?
Боже.
Это — вероятно, больше, чем что–либо
другое — заставляло его хотеть ее. Потому что как
бы она удивилась, если бы он превратил ее в
такую же грешницу, как он, если бы сделал ее такой же грязной, как он.
— Да, — сказал он ей. — В подобных
случаях это случается чаще, чем нет. Дело в том,
что им нравится, когда за ними наблюдают, поэтому не думай, что ты вмешиваешься, если вдруг обнаружишь, что наблюдаешь. Это причина, почему они это делают, они хотят, чтобы за ними наблюдали. Или просто отведи взгляд и притворись, что вообще ничего не видела.
Лючия моргнула.
— Хах.
— Никому из них не будет дела до того, кто ты и зачем пришла сюда сегодня ночью до тех пор, пока ты не испортишь им ночь, — закончил он.
Лючия усмехнулась.
— Так что.. веселиться тогда?
— В этом-то и дело, детка.
Это — ласковое — слово легко слетело с его губ. Будто он уже говорил ей это дюжину раз, но мог гарантировать, что никогда никому не говорил этого. И все же ему было легко сказать ей это, и, возможно, понравилось, как ее язык высунулся облизывая губы сразу после того, как
он осмелился произнести это слово. Или, может,
дело в том, как у нее перехватило горло, когда она сглотнула, чем дольше он смотрел на нее.
Возможно, ему многое в ней нравилось.
Даже если это и не было настоящим планом.
— Мы можем войти? — спросила она.
Да, это лучший план, чем то, что творилось
в его сумасшедшей голове.
— Показывай дорогу. Не пей ни от кого,
кроме меня.
Они вошли в главную часть склада, и голос
Лючии, согласившейся на требование Ренцо
насчет напитков, был не более чем гулом в его
ушах. Действительно, есть что сказать о шуме на
этих вечеринках. Добавьте к этому стробоскопические огни, ди-джея с маской на
лице, и толпа люди, как сардины в банке, когда они танцевали... это было потрясающее зрелище.
Опьяняющее, наверное.
Люди гонялись за этим. Только по приглашениям в виде текстового сообщения, человек никогда не знал, когда он собирается прийти, или где будет следующее место. Все было портативным, так что можно было легко разогнать и собрать, когда необходимо было переместить вечеринку. Никто на самом деле не знал имен — только псевдонимы, или лица людей, управляющих этими чертовыми вещами.
Лючия направлялась прямо к толпе танцующих, и Ренцо поспешил за ней. Он поймал ее запястье и подмигнул, когда она бросила взгляд
через плечо, убеждаясь, что это он схватил ее. Он
хотел быть уверенным, что держит хотя бы одну
руку этой девушке на случай, если ей захочется
потеряться.
Видит Бог, он не найдет ее среди людей.
— Ты танцуешь? — спросила она.
Он не слышал ее голоса из-за музыки, но ее шевелящихся губ было достаточно, чтобы
разобрать, что она сказала. Ренцо пожал плечом и
кивнул.
Он умел танцевать.
Просто делал это нечасто.
Очевидно, Лючия не собиралась оставлять
ему выбора. Она потянула его на импровизированную танцплощадку, и прежде чем
он успел опомниться, остальная часть склада
исчезла, поскольку все, на чем он хотел
сосредоточиться, была Лючия в ее белом платье, как и все остальное связанное с ней — мягкие изгибы прижимались к нему и двигались самым лучшим образом. Ее взгляд остановился на нем, когда песня снова изменилась, и он притянул ее еще ближе.
Так она была красивее.
Беззаботная и расслабленная. Улыбаясь со
смехом на кончике языка. Равные части сладкого и
застенчивого.
И ничто из этого не имело значения, когда
ее тело терлось о его, и его член возбуждался от данного ощущения. Ничто из этого не имело значения, когда он мог дотронуться до ее кожи, и
все, что мог видеть, была она под стробоскопами.
На самом деле он даже не думал об этом. В
следующий раз, когда она приблизилась к нему в
такт ритму, руки Ренцо поднялись, обхватывая ее
горло и челюсть. Он двигался быстро, потому что
все, о чем он мог думать, было то, какова она на