С моим появлением, однако, радости не прибавилось. Роды оказались осложненными, как потом выяснилось - из-за предлежания плаценты, отчего мать потеряла очень много крови и чуть не отправилась на тот свет. После нескольких переливаний, угрозы шока и откачиваний у нее развилась послеродовая депрессия, что вылилось в тихую ненависть ко мне. Она не кормила меня, не играла со мной, не делала ничего из того, что делают молодые мамы со своими детьми, и только годам к пяти она начала пытаться быть ко мне добрее. Признаться честно, я всегда был очень спокойным, старался не лезть не в свои дела, тихо играл в уголке со своим конструктором и фигурками героев мультфильмов. Я помню, мать с отцом стали все чаще ругаться, и иногда дело становилось куда серьезнее разбитой посуды. С каждым годом скандалы переходили в драку все чаще, и так ровно до моих шести лет. Именно тогда отец решил уйти из семьи. Я помню его слова: «Я больше не могу жить с такой истеричкой».
После этого мать стала относиться ко мне еще хуже. Почему-то она решила, что корень всех бед во мне, что я своим появлением сделал ее жизнь кошмаром. Тогда она и начала пить в огромных количествах и приводить домой сомнительной наружности мужчин. Я терпел все происходящее, продолжал сидеть в углу и заниматься своими делами, все чаще на кухне, пока в комнате происходили всяческие непотребства с участием моей мамки. Все чаще я получал нагоняи по пустякам, отчего дома ходил едва ли не по стойке «смирно».
К тринадцати годам я понял множество вещей. Я понял, что такой тихий и даже несколько забитый парень не будет пользоваться успехом у девушек ни в каком виде, даже если сделать липосакцию, зализать волосы и одеть в праздничный фрак. Я понял, что изменить ситуацию с матерью мне не под силам, и единственным выходом будет просто молчать и ждать, когда я смогу уйти из родительского дома. Я понял, что сексуальная активность - это лишь потребность организма, которую надо периодически удовлетворять подручными способами. Я понял, что вокруг меня есть только те, кому на меня откровенно насрать, они лишь потребляют все вокруг себя и производят потоки нечистот, загрязняющих дворы и умы. У меня все чаще стала болеть голова от окружающего мира. Я понял, что меня мало что интересует в этом мире, и начал погружаться в миры воображаемые - книги, компьютерные игры. Пока мать занималась своими делами, я самообразовывался всеми доступными способами. Мой папа - Интернет, моя мама - учетная запись в Steam, мои дедушки и бабушки - это старые книжки, что я находил в местной библиотеке, а братья и сестры - коллекция фильмов на жестком диске.
Мать продолжала работать швеёй, пить и трахаться со всеми подряд. Один из последних ее хахалей однажды притащился ко мне, когда я спокойно сидел за компьютером в наушниках. Этот майонезный шлепок, пьяный в мясо, попытался научить меня, каким должен быть настоящий мужик. А не такое чмо, как я. «Мужик - он в натуре должен мужиком быть! - глубокомысленно заявил он. - В армии отслужить, по девкам ходить, с пацанами общаться. А ты кто? Ты лох, чмошник» - не унимался он.
Я секунд десять метелил его по лицу кулаком, в ответ получая лишь слабые дуновения перегара. Я не горжусь тем, что применил силу к человеку в алкогольном опьянении, в моём поступке не было чести, только уязвлённое самолюбие. Он собрался и ушел, а мать, вместо того, чтобы узнать, что произошло, начала оскорблять меня всеми теми словами, что были припасены для меня за столько лет. Я продолжал молчать. «Wonderful life», Hurts.
В 15 лет я решил стать врачом. Не потому, что я люблю людей, а потому, что больше мне ничто особенно и не нравилось. Я хотел свободы делать то, что хочется мне. Я хотел выбраться из трясины, в которой пребывало большинство моего окружения на тот момент. Они все были необразованны, для счастья им нужно было только ноль-пять после работы, да стабильный минет каждую субботу. Меня тошнило от тех, кто меня окружал все эти годы. Я старался, учился как можно лучше, чтобы поступить на бюджет. Мне начали сниться кошмары о моих неудачных попытках самоубийства.
За несколько недель до моего восемнадцатилетия мать выпила особенно сильно. За все эти годы она из стройной и красивой женщины с большими глазами превратилась в ссохшуюся мегеру с кучей морщин. Вновь наговорив мне гадостей о том, какой я бездельник и выродок, она пошла спать. Как оказалось, навсегда - патологоанатомы обнаружили запущенный хронический панкреатит, перешедший в панкреонекроз. Поджелудочная железа моей матери не выдержала напора алкоголя и решила переварить саму себя.
Квартира перешла ко мне, так как я оказался единственным наследником. За те несколько недель до восемнадцатилетия я оказался слишком занят заполнением документов и оформлением квартиры. А потом я понял наконец, что я остался совсем один. Вот так невольно я добился той цели, что поставил себе в тринадцать лет. Каждый день стал проходить так, как было удобно мне, и я стал каждый день просыпаться, ездить на учебу, приезжать обратно, сидеть сутками за интернетом и спать, подрабатывать на аптечном складе, чтобы было на что жить. Это была свобода делать всё, что хочешь, но также и свобода медленного самоуничтожения, что меня вполне устраивало. Великие свершения? Кому они нужны?