«Такие дела» - этими словами я закончил свой рассказ. В карие глазах Антонины читались нотки грусти и сожаления. «Прости меня», - сказала она мне тогда. - «Теперь я понимаю, почему ты не хотел мне этого рассказывать. Но не думай, что я дам тебе совсем зачахнуть». С этими словами моя подруга чуть ли не пинками потащила меня с собой в кино.
Прости, ты не победитель
Если ты хочешь узнать человека поближе, не нужно спрашивать, что он ест на завтрак, обед и ужин, что он любит носить по пятницам и какие позы предпочитает. Это все мелочи, где-то милые, где-то раздражающие. Гораздо важнее узнать о мировоззрении того, кого ты собираешься впустить в свою зону комфорта. Если двое абсолютно не сходятся в своих взглядах и убеждениях, то рано или поздно их общение сойдет на нет, либо они станут злейшими врагами.
Год назад я познакомился с Антониной. Если уж она хочет стать мне другом, то ей стоит рассказать мне все, что тревожит в этом проклятом мире. А потому я постепенно начал задавать ей вопросы, узнавать её мнение по любому мало-мальски значимому вопросу.
«Тоня, ты веришь в Бога?»
На светлокожем лице появилась гримаса неподдельного удивления. Её азиатский разрез глаз мигом превратился в европейский, а карие глаза стали по пять копеек.
«Ты что, в свидетели Иегова заделался? Ты еще мне в дверь постучи. И не называй меня больше Тоней, пожалуйста, а то руку сломаю. Я Антонина».
Я не унимался: «А все-таки?»
Мы стояли на улице. Серое осеннее небо скупо разливало по земле крохи солнечного света, а ветер разгонял по грязному асфальту мусор и желтые листья, иногда развевая тёмные волосы моей спутницы. Антонина задумалась, нахмурила брови, после чего заговорила.
«Ну, знаешь, я отношусь к религии так, как говорилось в старом анекдоте. Я не против, чтобы кто-то верил, но я не хочу, чтобы кто-то этой верой тыкал мне в лицо. Вот серьезно, почему я ДОЛЖНА верить в существование какого-то сверхъестественного мужика, который сидит где-то в небесах, постоянно следит за всеми, и в том числе за мной, и требует, чтобы я жила по его правилам. Не убий, не укради... Это не просто заповеди, это программа, это приказ. Религия - это инструмент власти, отличный способ привязать ниточки к марионеткам. Либо ты на ниточках и спокойно живешь, отдыхаешь. Либо ты освобождаешься от ниточек, но тогда ты против толпы людей-марионеток. Либо ты с нами, либо против нас».
Мы вернулись к этому разговору через пару дней, когда сидели у меня дома и готовили что-то там перекусить. Я возился с палкой колбасы, а Антонина резала огурец, и на всю кухню раздавался мерный звонкий стук от соприкосновения лезвия ножа с поверхностью стеклянной доски. Я включил музыку, чтобы не было полной тишины - а то ведь скучно. Внезапно она замерла, и повернулась ко мне лицом, держа в руке здоровенный нож. Я спросил, все ли в порядке.
«Слушай, я вдруг вспомнила кое-что, к нашему недавнему разговору о вере. Когда-то давно к нам домой зашла какая-то мамина подруга, она русская. Они болтали о своем, а я в гостиной рисовала карандашами, что в голову придет. По телевизору говорили что-то про теракты, пожары, преступников и жуликов - прямо как сейчас, - и я все боялась, трусиха, что с нами тоже может что-то произойти. Ну так вот. Заходит ко мне эта мамина подруга и спрашивает: «Тонечка, а ты веришь, что за всеми нами следит Боженька и охраняет нас?» Знаешь, что я ответила? «Нет, не верю. Потому, что если бы он следил за нами всеми, он бы не позволил случиться пожарам и взрывам, не дал бы жулику делать плохие вещи». Мне было одиннадцать. Я и сейчас так думаю. Его нет, а даже если он и есть, то ему давно наплевать на нас».
На очередной лекции из разряда абсолютно бесполезных, я спросил Антонину: «А что ты можешь сказать о всяких меньшинствах - ну там, геях, или других фриках?»
Её тонкие губы растянулись в улыбке, обнажая немного неровные зубы. В глазах появилось неподдельное веселье, и, едва сдерживая смех, она ответила:
«Я надеюсь, вопрос не с подвохом... Кхм. Знаешь, я к ним всем - к геям, лесбиянкам, транссексуалам, садистам и мазохистам, вуайеристам и эксгибиционистам - отношусь одинаково. Каждый сходит с ума так, как хочет. Я ведь теоретически могу хотеть и парня, и девушку, и терминатора с термовибратором. Это свобода личного выбора, маленький кусочек интимной жизни, которая дарит радость. Другое дело - те, кто выносит свой интимный мир на обозрение толпе. Люди никогда не поймут тех, кто отличается от них. Не поймут ни гея, ни скинхеда, ни актера эпатажных спектаклей».