Он видел, что ребенок пока еще не был для нее реальностью. Однако, когда он родится, ей придется взяться за ум. Хотя девушке с ее красотой не составило бы труда найти клиента, готового на ней жениться, склеить мужика, который взял бы на себя заботу о ребенке, далеко не так просто.
Илир Пиктри, ее сутенер, был взят с поличным, когда ночью в перерывах между клиентами забирал заработанные ею деньги. Он боялся, что она прикарманит лишнее или ее ограбят. За ночь девчонка могла без труда заработать два миллиона лир. Он велел ей войти в телефонную будку у входа в парке Кашине и, делая вид, что собирается позвонить, подсунуть деньги под телефонную книгу. Илир должен был зайти после нее, будто бы тоже позвонить, и забрать деньги. Двум карабинерам в штатском не составило труда разгадать этот хитрый план. Они арестовали его во время «телефонного звонка». Сейчас Илир находился под стражей в ожидании суда, и, чтобы обвинить его в сутенерстве, необходимы были свидетельские показания Дори. Обыскав квартиру Пиктри после его ареста, они обнаружили письмо, написанное Дори своей подруге детства в Албании. В письме Дори уговаривала девушку приехать к ней и рассказывала, сколько она сможет здесь зарабатывать. К письму прилагались деньги на дорогу, инструкции и список контактных лиц для нелегального проезда. Это письмо служило основанием для обвинения ее в сутенерстве наряду с Илиром, и Дори предложили сделку. Она дает показания против Илира, и с нее снимают все обвинения. А теперь ее постоянный клиент Марио Б. предложил ей выйти за него замуж. Инспектор пригласил его к себе, и они побеседовали по душам. Марио, по-видимому, намерен был жениться, несмотря на беременность Дори. Он даже сказал: «Возможно, это мой ребенок, нельзя сказать наверняка. Кроме того, вы знаете, она сама мне все рассказала. Она ничего не пыталась от меня скрыть, как сделала бы на ее месте другая. Она хорошая девушка, просто у нее был трудный период в жизни».
Она, размышлял инспектор, высокая сексуальная блондинка, а ты, хоть и честный и уважаемый человек, но все же заурядный служащий, и лицо твое столь же уныло, сколь и твоя работа. Поэтому он не пытался отговорить Марио. Он просто его слушал. Инспектору так была нужна удача в этом семейном деле, хотя, впрочем, кому не нужна?..
А теперь он слушал Дори. Она более трезво смотрела на вещи, чем ее будущий муж, и ее опасения были вполне обоснованны. Если в свое время и у нее были какие-то надежды или иллюзии, то они развеялись задолго до того, как Илир заплатил непомерно высокую цену за то, чтобы ее, мокрую и умирающую от голода, переправили в резиновой лодке в Апулию.
— А кстати, сколько ему дадут? Наверняка он, когда выйдет, будет меня искать, не важно, замужем я или нет.
— Ты сможешь откупиться от него.
Инспектор лгал, и они оба знали это. Средняя цена за девушку была около двадцати пяти миллионов лир. Выкупить девушку с внешностью Дори было совсем непросто. Она не сможет себе позволить откупиться от Илира.
— Ну, так выходи замуж. Будешь жить в Прато. Другой город, другой мир.
Она закурила вторую сигарету, обдумывая его слова. У них обоих перед глазами была одна и та же картина. Никто из них не хотел говорить об этом. Черные ночи на автостраде. Девушки, которые отказались работать, девушки, которые думали, что смогут самостоятельно стать на ноги, избитые, измученные, никому не нужные. Последняя легко отделалась: перелом плеча, руки, колена. Она была на восьмом месяце беременности. Ребенка спасли.
И при всем при этом жизнь их в Албании была такова, что страшнее сутенеров были для них представители власти. Людей в форме они ненавидели. Так что здесь нужно терпение.
Вот если бы этот Марио был понапористей, пригрозил бы ей, что передумает, вместо того чтобы суетиться вокруг нее и блеять как овца. Возможно, это встряхнуло бы ее, заставило бы осознать...
У инспектора был припрятан еще один козырь, но он не был уверен, что имеет право использовать его: нечестно было бы вовлекать ее в борьбу с организованной преступностью. Лучше не торопиться и посмотреть, что будет. Он должен выполнять свою работу, он сказал и сделал, что мог, а капитан Маэстренжело, его начальник, не придет в восторг, если он провалит важное дело в надежде благополучно выдать замуж смазливую проститутку. Ничего не остается, как использовать Марио в своей игре. Вглядываясь в карту своего участка, висевшую на стене за головой девушки, инспектор проговорил:
— Я, конечно, не хотел этого говорить. — И это действительно было так.
— Что говорить? — Дори напряглась, глотнула дыма и закашлялась.
— Я разговаривал с Марио...
— Разговаривали с ним? Отговаривали его? Вы это имеете в виду? Советовали ему найти себе какую-нибудь хорошенькую маленькую порядочную итальянку, которая работает в офисе...
— Нет-нет... Ничего подобного. Нет...
— Что тогда? Что?
— Совсем наоборот, Дори. Я сделал для тебя все возможное, но, знаешь, ты позволила ему сорваться. Как ни крути, к этому времени ему придется обо всем рассказать своим приятелям на работе, своей матери, наконец. Представляешь, какой шум поднимет его мать? Что она ему устроит? Изо дня в день слезы и истерики?
— Он никогда не говорил мне о своей матери. В любом случае, зачем ей рассказывать? Зачем друзьям рассказывать? Это их не касается.
— Ну, кое-что он обязан им рассказать.
— Ему совсем не обязательно рассказывать им, что я проститутка.
— Но он не может им не сказать, что ты...
— Что я албанка. Давай, скажи это! И поэтому я ничто, да? Чертовы расисты!
— Да, но в твоем случае это правда, ты же понимаешь? И, конечно, они все будут стараться его отговорить. Сомневаюсь, что дома или на работе его оставят в покое хоть на минуту. И это непременно будет иметь результат. Тебе надо заполучить его, пока все идет хорошо, Дори, пока ты не подцепила СПИД, пока не выпустили Илира, ведь ты не дала показаний против него, пока не родился твой малыш.
Это сработало. Полтора часа спустя он держал в руках заявление, напечатанное Лоренцини и подписанное Дориной Ходжа, которое позволит засадить Илира на несколько лет. Теперь Дори ничего не оставалось, как скрыться и разделить свою судьбу с Марио, который, к счастью, был сиротой.
Когда в следующий раз карабинер просунул голову в кабинет инспектора, тот с легким вздохом удовольствия произнес:
— Обед...
Глава вторая
— Уже почти час дня, но... вы сказали, если кто-нибудь будет настаивать...
— Кто там?
— Синьора... Хирш.
— Нет-нет! Если Лоренцини уже ушел, не пускай сюда иностранцев.
Лоренцини немного говорил по-английски, а если общения все-таки не получалось, мог по-французски или по-немецки направить посетителя в полицейское управление на виа Борго-Оньиссанти. Среди коллег он считался полиглотом.
— Он еще здесь, а эта синьора — итальянка. Во всяком случае, по паспорту.
— Ну ладно. Зови ее.
Некоторые люди заходят в эту дверь, и жалобы так и слетают у них с языка. Другие не знают, с чего начать. Инспектор обратил внимание, как женщина осторожно окинула взглядом комнату, пытаясь собраться с мыслями. Она присела на стул, аккуратно разгладив льняное платье. Вряд ли, мелькнула у него мысль, многочисленные полицейские сводки у него за головой, ксерокс и шкаф с документами сильно вдохновят ее. Ее волосы казались очень светлыми по контрасту с оливковой кожей, глаза почти такие же черные, как ее элегантное платье. Он заметил у нее на шее золотую цепочку и желтоватые бриллианты в кольце. А вот обручального кольца нет. Бедные жители квартала Сан-Фредиано были разговорчивы и откровенны. Они называли вещи своими именами. Не имея никакой поддержки вне собственной семьи, они приходили к нему, чтобы без утайки поведать о своих проблемах и просить о помощи. Женщины, которые носят старые бриллианты, обычно находят поддержку у влиятельных друзей, и если они и приходят к нему, то лишь с требованиями принять меры, и сообщить при этом стараются как можно меньше. Инспектор пристально смотрел на нее своими большими, слегка навыкате глазами. На секунду их взгляды встретились, затем она посмотрела направо и вверх. Кончиками покрытых лаком ногтей дотронулась до цепочки. Инспектор ждал. Решив все же сказать ему правду, она снова взглянула ему в глаза и произнесла: