Друзья тщательно готовили побег. Разыскали квартиру, окна которой выходили в госпитальный дворик. Кропоткин в это время находился под усиленной охраной. Сначала сигнал побега решили подать воздушными шарами, но потом отказались. Шары почти не поднимались вверх. И на помощь пришла скрипка. Звуки ее заполнили окрестность. Сначала надзиратели удивленно поднимали головы, прислушивались, потом привыкли, перестали обращать внимание. И как только приближался час прогулки заключенного, так начинала петь скрипка. Чаще всего играли «Колыбельную» Моцарта. По-матерински нежно утешала она заключенного, рассказывала ему об удивительно прекрасном мире, звала за собой.
Землячка поправила волосы. Вспомнился родной дом. Мать, напевавшая ей, маленькой девочке, эту тихую, ласковую песню. Закусила губу, смахнула слезу. Давно не получала весточки из дому. Живы ли они? Все ли там благополучно? Как тяжело приходится ей без Мани. Они так дружны с сестрой и близки. Много света и радости принесла в ее жизнь Маня, доверявшая ей самое сокровенное. Где теперь она? Знает ли об аресте? Здорова ли?
Розалия Самойловна закрыла лицо руками, словно пыталась спрятаться от непрошеных воспоминаний.
В семнадцать лет простилась с родным домом. Да и могла ли она довольствоваться безбедной жизнью, когда народ стонал от горя? Усмехнулась: безбедная жизнь — не те слова. Отец ее — известный в Киеве купец первой гильдии, богач, а дочь — революционерка!.. Нет, лучше думать о побеге Кропоткина, чем терзать себя...
...Друзья Кропоткина наняли лучшего рысака Петербурга, знаменитого Варвара. Кто-то из участников побега в роскошной пролетке подкатил к воротам тюрьмы. В ногах узел с платьем. Наступили томительные минуты. Кропоткин прохаживается по дворику, настороженно прислушивается. Облокотился на ружье стражник. Скрипка помолчала — и вдруг бравурные звуки марша. Кропоткин точным и рассчитанным движением кидается на часового. Отшвыривает его от ворот, сбрасывает арестантский халат и выбегает на улицу. Его втягивают в пролетку. Варвар от нетерпения бьет копытами и косит кровавым глазом. Кучер трогает вожжи, и Варвар с места берет галопом. Кропоткин на ходу надевает пальто и цилиндр.
А скрипка все еще плачет. У скрипача от волнения дрожат руки. Растерянно мечутся часовые, гремят выстрелы, голосят бабы, и ухмыляются горожане.
Кропоткин неторопливо проезжает по Невскому...
Землячка радостно смеется. Какое мужество и какое самообладание! Хватит ли сил? Она закрывает глаза, словно решение уже найдено. Сгустились сумерки. В эти часы в камере особенно мрачно. Загромыхала дверь, и вошел надзиратель. Под потолком зажглась тусклая электрическая лампочка. Землячку всегда забавляла эволюция тюремного освещения... Она сидела при керосиновой лампе... Сидела при свечах... И вот сидит при электричестве...
Марии Ветровой в Трубецком бастионе светила керосиновая лампа. Высокими каменными стенами стиснуты его казематы. Луч солнца не проникал в камеры-склепы для заживо погребенных. Жандарм, подсматривающий в глазок. Окошко, затемненное металлическими ставнями.
И Ветрова восстала. Она взяла лампу, облила себя керосином и подожгла...
Теперь уж не подожжешь: электричество. Детские больницы без света, а здесь в тюрьмах — электричество! Прогресс! Землячка поежилась. Сырость, темнота, тишина — эти вечные спутники заточения ей хорошо знакомы.
Сегодня дежурил надзиратель по прозвищу Николай Второй. Он и впрямь напоминал царя: гладко зачесанные волосы, пушистые ржаные усы, да и пьяница безбожный.
Надзиратель принес большой медный чайник. Камера грязная, а медь начищена до блеска. Землячка с удовольствием налила себе кипятку, обхватила руками горячую кружку. Задумалась. Она не сомкнула глаз и в эту ночь: бежать...
Сущевская полицейская часть построена недавно, и побег отсюда, пожалуй, невозможен: усиленная охрана, пулеметная башня, метровые стены, тяжелые двери. Но в декабрьские дни здесь побывали дружинники, забросав ее бомбами. Камера и сейчас еще, после недавнего ремонта, пахнет краской. Запах этот, смешанный с сыростью, особенно неприятен. И всю эту сырость вбирают больные легкие. Она провела рукой по шершавой стене, постучала каблуком по каменным плитам...
А если побег не удастся? Тогда что же? Погибать? Нет, нужна хитрость...
На тюремной койке под тонким соломенным тюфячком лежат желтые кожаные перчатки, шляпа и модная вуаль.
Землячка была на допросе и не видала, как эти вещи очутились в камере. Только знает, что передала их Катенина.