Выбрать главу

Землячка отводит глаза: иначе он прочтет ее намерение. Голосом, осевшим от волнения, просит:

— Дверь не запирайте. Душно что-то в камере.

Николай Второй ставит чайник на каменный пол и уходит, оставляя дверь приоткрытой.

Землячка выпрямляется и резко сбрасывает платок. Руки немного дрожат, и пальцы путаются в бесчисленных, как ей кажется, застежках жакета. Тревожно глядит на дверь и каждый шорох воспринимает сердцем. Где-то в конце коридора чуткое ухо ее улавливает шаги. Холодный пот выступает на лбу. Если надзиратель подойдет к двери — конец...

С каким-то ожесточением Розалия Самойловна поправляет вуаль... Вновь шаги... Они звучат явственно и отдаются горячими толчками крови в висках. Землячка отходит в дальний конец камеры и напряженно всматривается в дверь. Пронесло... Значит, есть еще несколько минут. Подбегает к койке и делает чучело. Привычным движением поправила косу и опустила белую расшитую вуаль.

Где к родине любовь вскипает, Там сила вражья отступает, Там груди крепче медных лат, —

шепчет она Татьяне побелевшими губами любимые с детства стихи.

Тяжело вздохнула и шагнула к двери. Отворилась железная дверь. Кажется, что она оглушительно скрипит — сейчас сбегутся стражники.

Минута... другая... Тишина.

Начинается длинный полутемный тюремный коридор. Под массивным колпаком едва мерцает лампа.

Землячка на цыпочках, крадучись, делает первые шаги. Еще шаг... Еще... И вот позади тюремный коридор. Теперь — самое страшное: главный вход в часть и дежурка, в которой собираются надзиратели. Розалия Самойловна едва не падает, запутавшись в складках длинного платья: лестница, которую она не разглядела да и попросту забыла в волнении. Пять ступенек, крутых и холодных, как сама тюрьма. Она всегда их считала, когда вели на допрос к Миронову. Эти пять ступенек отделяли тюрьму от полицейской части. Если миновать их, то попадешь на главный вход. Широкий коридор соединял участок и тюремный дворик.

Направо дверь, через нее проходят жильцы флигелечка, расположенного в тюремном дворике. Риск велик: во флигелечке живут семьи тюремных служащих.

Землячка задержалась на последней ступени, огляделась и быстро сошла вниз. Подумав, повернула налево, к дежурке. Так опаснее, но зато короче путь.

Сзади послышались быстрые шаги, звонкие подковы били по каменным плитам коридора. Землячка заставила себя остановиться. Дежурка шумела пьяными голосами. Дверь ее резко распахнулась, и огромный веснушчатый жандарм уставился на даму. Но тут он заметил офицера и поспешно задрожавшими пальцами начал застегивать пуговицы мундира.

Молоденький жандармский офицер быстро приблизился к Землячке.

— Я правильно иду к выходу, мосье? — певуче справляется она.

Офицер польщен разговором с элегантной молодой женщиной. Он холодно глядит на хмельного жандарма и, предупредительно наклонив голову, отвечает:

— Мадам, здесь всего несколько шагов. Позвольте проводить.

Глаза прищурены — в них вопрос. И Землячка опять певуче отвечает:

— Я приезжала к доктору поздравить с праздником свою маленькую крестницу, а уж проводами не стала утруждать хозяев. Теперь жалею...

Она чуть заметным кивком головы показывает на дежурку.

— Пасха, мадам, — сухо отвечает он.

Офицер галантно предлагает Розалии Самойловне руку, и они проходят дежурку. Надзиратели при виде офицера встают и молча провожают взглядом нарядную даму.

Около полицейской части топчутся жандармы. Они смотрят на небо и гадают, будет ли дождь.

Землячка тоже смотрит на небо: только понять не может — то ли это тучи, то ли темно в глазах от нечеловеческого напряжения.

— Кажется, будет гроза. Остановите лихача... Или крикните извозчика, если он свободен, — просит она офицера.

— Хорошо, мадам. — Офицер кивает одному из жандармов, и тот направляется к извозчику.

Извозчик стар, борода у него окладистая и седая. Он сидит на высоких козлах и лениво зевает, поглядывая на приближающуюся даму с жандармским офицером.

— Подавай! — кричит жандарм.

Резкий ветер едва не срывает шляпу с беглянки. Землячка испуганно удерживает ее рукой.

— А грозы не миновать, — прощается она с офицером и садится в пролетку.

Извозчик мягко перебирает вожжи.

ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

Январской ночью у перрона Павелецкого вокзала дожидался отправления специальный поезд.

Люди в ватных полупальто, в шинелях, низко надвинув буденовки и треухи, торопливо проходили в вагоны. Вот уже пронесли последние венки, вот уже почти опустел перрон, в окнах вагонов, слабо освещенных фонарями, перестали мелькать тени, а Землячка все стояла и стояла на перроне, не замечая ни морозной мглы, ни вокзальных часов. И только когда ее окликнули, она медленно, будто с трудом, пошла к головному вагону, к паровозу.