Послышался громкий, сильный голос. По легкой картавости Мария Петровна его узнала. Владимир Ильич! Все повернули головы. Владимир Ильич стоял у двери, резко бросал фразы. Воронцов оторопело смотрел на него.
«Ульянов... Брат казненного Александра Ильича!» — донеслось до Марии Петровны.
— Наша община малоземельная, обремененная податями. Земли у крестьянина было и без того не много, а теперь вследствие возрастания населения и ухудшения плодородия стало еще меньше. — Воронцов говорил, не отрывая гневного взгляда от Владимира Ильича. — Молодой человек, не думайте, что мы не видим жизни. Жизнь в деревне становится тяжелее. Крестьяне уходят на заработки, оставляя дома только жен и детей.
— Но крестьяне выкупают свои наделы у помещиков. Почему вы главное внимание обращаете на то, что мало, а не на то, что землю продают?! — удивленно повел плечами Владимир Ильич. — Замалчивая этот факт, вы становитесь в позицию человека, рассуждающего о том, мало или много продают земли. Политиканствуя о различных улучшениях жизни общины — только и света, что от капиталистической луны!
Кто-то громко засмеялся. На него зашикали. Вновь установилась напряженная тишина, которую уже давно Мария
Петровна не видела на вечерах. Воронцов покраснел, притопнул ногой.
— Ваши положения бездоказательны! Ваши заключения голословны! Покажите, что дает вам право утверждать подобные вещи! Где ваши научные работы?.. Я выстрадал свои убеждения... — Воронцов задыхался от гнева. — За меня говорят тома книг!
— Нельзя злоупотреблять такой несуразностью, как историческое первородство! — не утерпела Мария Петровна, привстав с подоконника.
По залу пробежал смешок. Воронцов овладел собой и с излишней медлительностью, словно на лекции, отчитывал Ульянова:
— Люди, заинтересованные в водворении буржуазного порядка, ежечасно твердят крестьянству, что виновата во всем община и круговая порука, переделы полей и мирские порядки, потворствующие лентяям и пьяницам...
— По мнению марксистов, причина не в общине, а в системе экономической организации России. Дело не в том, что ловкие люди ловят рыбу в мутной воде, а в том, что народ представляет из себя два друг другу противоположных, друг друга исключающих класса! — возвысил голос Владимир Ильич.
Он стоял сильный. Подобрался, напружинился, словно приготовился для прыжка. Говорил быстро, свободно. Молодежь придвинулась к нему.
— Турнир отцов и детей! — прошептал восхищенно сосед Марии Петровны, погружая пятерню в густые вихры.
— Молодая буржуазия у нас действительно растет, — выдавил Воронцов, подчеркнув слова круглыми жестами. — Выразить ее численность пока трудно, но можно думать, что численность уже значительна!
— Совершенно верно! Этот факт и служит одним из устоев марксистского понимания русской действительности, — удовлетворенно подхватил Владимир Ильич, прищурив карие глаза. — Только факт этот марксисты понимают совершенно отлично от народников! Народник не может отрицать его очевидности, но верит, что его еще можно исправить. Угощая народников его же добром, скажем, что историю делают живые люди. Это ясно, как ясен ясный божий день!
И опять вспыхнул оживленный смех. Владимир Ильич, полный задора и силы, спорил веско. С блеском. Воронцов заметно нервничал, часто повышал голос.
— Близость народничества к либеральному обществу умилила многих, даже моего уважаемого оппонента. Из этого делается вывод о беспочвенности русского капитализма... — Ульянов шагнул вперед. — Близость эта является сильнейшим доводом против народничества, прямым подтверждением его мелкобуржуазности!
Воронцов вскинул короткие руки, покраснел от досады:
— Как вы смеете! Как вы смеете!
Спора Воронцов не выдержал. Сел, провел платком по лицу. Поднесли стакан воды. Он жадно выпил, стараясь не глядеть в сторону Ульянова. Победа полная! Мария Петровна с трудом пробралась к Владимиру Ильичу, взяла его за руку.
— Пожалуй, пора! — проговорил Владимир Ильич. Вынул часы, щелкнул крышкой: — Ого!
Они прошли в переднюю. Там среди вороха вещей с трудом разыскали пальто. Владимир Ильич подал пелерину Марии Петровне. Раскопал зонтик. Лицо его было спокойно. Одни глаза выдавали волнение.
— С кем я спорил? — озадачил он Марию Петровну.
— С Воронцовым! Забыла вас предупредить!
— С Воронцовым?! — удивленно приподнял брови Владимир Ильич. — Что же не сказали?! Не стал бы так горячиться!
— Признаете его заслуги? — Мария Петровна завязывала черные шнурки пелерины.