Когда первые лучи солнца робко заглянули через узкое зарешеченное окно, переводчик решил разбудить сокамерника и выяснить еще до допроса: что именно привело его на Скупку. В конце концов и Олафа, и Лурье арестовали именно за это.
– Господин! – потряс он Лурье за плечо. – Э-э-й, подъем!
Жак Лурье перестал храпеть, но глаз не открыл. Олаф был уверен в том, что Лурье нагло притворяется и хлопнул «спящего» по щеке.
– Ну чего вам, Григер? – Лурье раздраженно отбросил одеяло и сел. – Угомонитесь, завтрак только через час. Вас оповестят, не переживайте.
– Какой завтрак?! – возмутился Олаф. – Прекратите сопеть! Как вы можете оставаться таким спокойным.
– Мне к такой обстановке не привыкать… – Лурье хотел что-то добавить, но передумал. Он снова лег и отвернулся к стене.
– Да уж, наворотили дел вы, а другим теперь отдувайся.
– Чего? Это вы напали на меня и можно сказать, что я здесь по вашей вине.
– Да, стоит извиниться, но…
– Но? – буркнул Лурье.
– Но я не стану! Хотя мне стыдно. Было глупо тащить с собой детей.
– Да, с Ростихом я разберусь позже, – Лурье позевывая потянулся совсем как довольный кот. Затем он вальяжно поднялся, встал на носочки, заглянул в высокое решетчатое окно и широко улыбнулся. – Хорошо, что не в карцер отправил, гадюка.
– Вы про Спэка? – удивился Олаф.
– А про кого же? С другой стороны, мне все равно. Я выйду отсюда через час. Сегодня будут казнить предателя. Все главы отправляются на Терраинкогнита, чтобы проводить старого Вигго в последний путь, так сказать.
– И вы что же, тоже поедете?
– Я там буду первым гостем. Про Одиннадцатый отдел слыхали?
– В Патестатуме только десять отделов, – недоверчиво протянул Олаф и, покачав головой, добавил. – Вас все–таки сильно приложило вчера. Вы бредите.
Лурье понимающе вздохнул.
– Я буду на казни, вы убедитесь в этом, – после этих слов Лурье взбодрился и вдруг сказал. – Я что–то не слышу шорохов или храпа. Нюхач, знаете ли, жутко храпит. Скупщик ушел?
– Да. Я его упустил.
– О-о-о, как смело вы об этом говорите!
– А что же тут такого, это очевидно. К тому же в сложившихся обстоятельствах вам уж признаваться в этом не стыдно. Зачем вы искали встречи с Вещевозом? – спросил в лоб Олаф. – Я знаю про пуговицы. Это метка – метка Ятребской Скупки. И вы очень хотели попасть туда. Зачем?
– Не для того, чтобы продать Табу, не переживайте.
– Вы хотели найти там свиток? Хотели прощупать Скупку изнутри. Вас наверняка бы скоро раскрыли. Не нужно переживать, что дело прогорело.
– Вы хорошо осведомлены, похвально, – рассмеялся Лурье. – Только вы ошиблись, Григер. Я не искал свиток. И вообще обошел бы дело Табу стороной.
– Зачем же тогда ходили на допрос? И это при том, что Спэк ненавидит вас. Мне так показалось.
– Не показалось. Вы наблюдательный молодой человек, – сказав это Лурье вдруг стал прихорашиваться. Во всяком случае Олаф подумал именно так, потому что его сокамерник принялся усердно отряхивать штаны, потом перевязал мятый галстук и огорченно стал рассматривать черные от грязи рукава белой рубашки. Глядя на эти потуги прихорошиться, Олаф не стал сообщать Лурье, что лицо у того черно, будто он усердно добывал уголь в шахтах. И при всем этом Лурье на удивление живо продолжал свой рассказ:
– Я не искал свиток, а присматривал за Ростихом по просьбе его родителей. Это было необходимо, особенно после смерти Гордона. Клобук проявляет к мальчику интерес. Я же за молодого Никишова отвечаю. Ростих гораздо ценнее любого Табу. Надеюсь вы не узнаете почему. В прочем, если вы думает, Григер, что Одиннадцатый отдел выдумки, то узнать у вас и шанса нет.
– Вы злитесь, я это слышу.
– А как же? Если бы вы знали, зачем мне нужна была встреча с Вещевозом, вы бы не стали меня осуждать.