– Раз вас волнует беспорядок, то приберите здесь, – огрызнулся Олаф, приближаясь к провалу в стене. Он осторожно сунул в дыру руку, но пальцы нащупали только пустоту.
– Ну что? Нам везет?
В ответ Олаф раздраженно пропыхтел что-то невнятное. Он подтащил прикроватную тумбу, встал на нее и сунул руку в дыру поглубже. После залез в тайник по пояс, и, с трудом протиснувшись, извлек на свет черную коробку. Хольм тут же подскочил и скинул с коробки крышку. Внутри оказалось три углубления. В двух из них на бархате покоились черные толстенные свитки, а третье маленькое углубление пустовало.
– Поздравляю вас, Олаф! Мы раскрыли тайну пропажи Свитка, – ликовал Хольм. Он достал блокнот и в порыве вдохновения стал в нем неудержимо строчить спирали бисерным почерком. – Я уже вижу…вижу завтрашнюю газету. «Хроники Або» выйдут с громадными заголовками: «Новый виток войны Патестатума и РК: Следователь Спэк украл Табу».
– Ах, милый Хольм! – удрученно произнес Олаф. – Все было бы замечательно, и этот мерзавец Спэк ни капли не волновал бы меня, если бы я не совершил страшной ошибки.
– Только не говорите, что я был прав и вы пришли прибрать за Спэком, и теперь вам придется меня убить!
Олаф посмотрел на Хольма как на умалишённого:
– Я что похож на убийцу? Я учитель, ясно вам?! Дело в другом. Сейчас за границу пойдет ребенок, которого я на это надоумил и погибнет, столкнувшись с Мором, которого позовет Спэк, чтобы отдать свиток. Как мне поступить: бежать докладывать Стражу про Табу или спасать Лиду? У меня нет времени даже на размышления. Попасть в два места невозможно.
– Выход есть всегда. Вам ли об этом не знать. Посмотрите вокруг.
– Чего?
– Ну, на меня. Я же тут! Отступитесь от своих обязанностей стража и бегите на Терроинкогнита. Хотя, я на вашем месте отправился бы в Патестатум.
– Вы так говорите, потому что остров проклят, и вы выбираете простое решение, сулящее вам больше выгод.
– Да, что ж такого? Отступиться от выгод не так-то легко. Так что я обычно поступаюсь совестью.
– Научите меня в следующий раз, как это делается.
– Непременно, – пошутил Хольм и рассмеялся. – К моей голове все равно давно прибит громадными гвоздями колпак сплетника и скандалиста, еще с юности. Так что отправляйтесь на остров. Сражайтесь за правду. А я позабочусь о том, чтобы в течении часа вся страна узнала, кто же на самом деле такой этот первый следовать Спэк. Арестовывать его вероятно придут прямо на проклятый остров, вы сможете это увидеть. Большая удача, – усмехнулся Хольм и протянул руку.
– Что? Я вам руки жать не стану.
Хольм закатил глаза:
– Дайте билет! Знаю у вас есть. Я устрою представление в Патестатуме. Чем скорее сторожилы прибудут на остров тем лучше.
Олаф с ним согласился и отдал билет, после чего Хольм совсем по-новому посмотрел на переводчика и вкрадчиво сказал:
– Не все зависит от нас,– он помолчал. – Я про вашего ребёнка… Идите, но помните, не все…
– Молчите. Я виноват и должен…
Но журналист не стал слушать. Он бесцеремонно разломил билет и был таков.
– … должен успеть, – закончил Олаф, оставшись в пустой комнате. Он пошатнулся, ощутив тяжесть громадной ответственности, которая на него обрушилась.
ГЛАВА 21. КОГДА САМОПОЖЕРТВОВАНИЕ СТОИТ ВСЕХ САМЫХ ВАЖНЫХ И КРАСИВЫХ ЦВЕТОВ
«У вас есть враги – у нас есть эбеновые посохи! С первого августа в Гадаре стартует летняя ярмарка оружия».
(Газета «Хроники АБО», раздел объявлений, 11 июля 5008 года.)
Олаф с размаху упал на огромного неподвижного коршуна. С перепугу он решил, что это не живая птица, а чучело, потому что глаза у коршуна были стеклянными, перья облезли, а крылья были вывихнуты. Птица таращилась в пустоту с раскрытым клювом, как будто удивлялась чему-то.
«Не успел попасть на проклятый остров, а уже сюрпризы», – Олаф отшатнулся от птицы, а коршун, очнувшись, издал хриплый звук и скрылся за черным выступом в скале.
Переводчик осторожно заглянул за выступ и насчитал не меньше двух десятков хищных пернатых. У всех были мертвые глаза испуганных рыб и закостеневшие опущенные крылья. Коршуны вертели головами и беззвучно раскрывали клювы.