Топот обугленных вахми вывел Олафа из ступора. Каменные звери медленно брели к углублению в скале, где по видимому их прежде держали. Седоки смотрели на зыбкую границу и Олаф знал, о чем они сейчас мечтают – убраться отсюда скорее. Ведь все сроки превышены. Люди задержались на проклятом острове гораздо дольше получаса.
Оставшимся воинам и господам из Родового Круга, всем было душно под мрачным небом.
За вереницей вахми под конвоем вели Спэка. Лицо у него было испачкано черным, но Олаф увидел, что кожа у следователя неестественно красная, даже сажа и копоть не скрывали этого. Дышал он очень тяжело, как будто вот–вот схватит сердечный приступ. Но при этом скалился. Гримасничал и шипел. Зрелище это было неприятное. Хольм был не прав, считая будто Олаф способен принять такое шествие за удачу. В особенности, потому что Спэк так крепко сжимал глаза, что, кажется, открывать их больше собирлся.
Этот человек больше не казался Олафу степенным сторожилой, каким он видел его в булочной и на допросах. Событие последнего часа вывернули Спэка наизнанку и показали истинную натуру. Мимо Олафа прошел не следователь, и даже не скупщик, а фанатик с лицом закоренелого злодея.
– Видите какая у него кожа… – услышал Олаф за спиной голос рыжего Майка. И обернулся, он не слышал, как тот вышел из дома.
– Заметил.
– Когда мы отняли у Спэка свиток, Мор понял, что не видать ему Табу. Зараза отдал приказ Лихорадкам облапать Спэка с ног до головы. От прикосновения зараз этот, этот… – Майк смачно выругался не сдержавшись, – в общем от заразы Спэк и покраснел. Судя по повреждениям, следователь умрет от лихорадки через сутки.
Олаф спокойно принял эту новость – от Лихорадки, как в прочем и от Халеры, и от Мора нет лекарств.
– Что у него с глазами? – спросил Олаф.
– Я не очень понял. Лихорадки лезли из всех щелей, поэтому мне было некогда наблюдать за Спэком… Свиток у него отнял Ростих, может он что-то заметил.
– Я видел, что с ним стало, – сказал Лурье. Он отделился от группы, которая сопровождала следователя и подошел к Олафу. – Как только свиток попал к нам, Спэк завопил, задрав голову кверху, закрыл глаза и больше их не открывал. Клобук свел его сума, если я все правильно понял, – говоря это, Лурье оглядел Олафа, и, сделав заключение, что переводчик здоров, добавил, смачно сплюнув в сторону. – Жаль… Жаль, Спэк не сможет осознать, что умирает от лихорадки. Я видел, как это страшно.
– Вы злой человек, – прохрипел Олаф безучастно.
– Вы мне это уже говорили, помнится, – Лурье кивнул своему адъютанту, и Майк пошел в дом. – Ростих там, как я понимаю? Идемте Григер, нечего тут стоять. Кроме крови и гари вы больше на плато ничего не уволите. Тела побитых Лихорадок сейчас будут складывать на площади чтобы жечь. Вам смотреть на это не стоит. Идемте, идемте.
Он увлек Олафа за собой. В доме Ростих вместе с Ксюшей сидели возле Лиды, склонив головы.
– Она умерла? – спросил Лурье и потрогал пульс Лиды. – А-а-а нет, не совсем, – заключил он.
– Я не могу так, – поднял глаза Ростих, – нужно докричаться до Чайки и пусть он ее вернет, как мы вернули Табу! Я уже звал, но он не отвечает! Я его не слышу. Вот у меня свиток, – Ростих показал Олафу черный цилиндр, легко поместившийся в руке мальчика. Такой маленький и такой могущественный предмет. – Я теперь могу его видеть, Чайку. Я пытаюсь изо всех сил, зову, но он ушел слишком далеко. Вы мне поможете, Олаф? Вы поможете мне? Ради бога, помогите. Не забирайте Лиду. Потом все будет кончено.
– Все уже кончено, молодой человек. Поднимайтесь, дети! – Лурье поправив черные перчатки и отнял у Ростиха свиток. Спрятал цилиндр за пазуху и деловито осведомился. – Господин Григер, так что там с цветком? Лида Минакова смогла его раздобыть?
– Нет. Не смогла.
– Невозможно! – отозвался Майк. В этот момент Лурье пронзительно свистнул, видимо потеряв интерес к развернувшейся трагедии. И на его зов пришли еще три человека: две женщины за тридцать, близняшки с руками по локоть измазанными в крови и саже, и мужчина непонятного возраста, с глазами холодными, как лед. Он был грязнее остальных. Весь черный, пропахший гарью насквозь, точно он только, что выбрался из адского котла, и только голубые глаза горели льдинками на его перепачканном лице.
– Невозможно! – поддержала Майка девочка Ксения, нервно трогая свои обожжённые волосы. – Клобук не мог обмануть. Лида должна была получить цветок.