– Возможно мы потеряли его пока выбирались из-за границы. Вернуться было непросто, – ответил ей Олаф.
– Жаль, очень жаль… Это редкое лекарство, его можно было бы использовать с большой пользой… – малодушно пробормотал Лурье, оглядев собравшихся в покосившейся комнате, – лежать теперь цветку под толщей тумана, ну да ладно!
Олаф исподлобья поглядел на Лурье, вдруг он понял, что при случае этот человек без колебаний отнял бы цветок и потратил бы лекарство не на Лиду, а на благо Круга.
– Григер, берите девочку и уходите. Нам и без вас трудно. А если сторожилы еще начнут устраивать тут на вас облаву, то мы все сроки сорвем. Отправляемся! – приказал Лурье.
Но собравшиеся, теперь совсем как Олаф, исподлобья глядели не только на Лурье, но и друг на друга.
– Молчание затянулось! – гаркнул на них Жак Лурье. – Одиннадцатый отдел - наша служба только начата.
– Нам лучше убраться с острова, – как один сказали близняшки.
– Да-а-ачт-о-о-о-вы-ы говорите? – осведомился Лурье, он злился, но не терял холодного рассудка. – А кто чаши на границе поставит? Пошли на позиции! Свиток в безопасности, а дальше рабочая рутина, господа.
Люди топтались на месте.
– Я сказал на позиции! – начал по-настоящему терять терпение Лурье. Уловили его раздражение все, не только Олаф. И тут же повиновались. Стали гуськом без особого энтузиазма выходить из тесного помещения. Ростих задержался у Олафа и быстро сказал ему:
– Я буду у вас завтра. Мы еще поборемся.
И потом ушел со всеми.
– Цветок остался у вас, Григер? – напоследок уточнил Лурье.
– Нет.
– Учтите, я узнаю.
– Не сомневаюсь, – ответил онемевшими, непослушными губами Олаф, и, прокашлявшись, выговорил, – кто все эти люди?
– Это Одиннадцатый отдел в полном составе, Ростих Никишов, Старосветская Ксения, сестры Урас и Анна Бонмаритто, несравненный господин Байбарс и Майк, но вы его и так знаете. Да, пестрая компания…. И я Жак Лурье – Одиннадцатый Страж. Приятно познакомиться.
Лурье протянул Олафу руку. Олаф пожал ее.
– Даже не стану просить вас держать это в тайне, вам все равно никто не поверит. Куда вы написали билет?
– К Белояру Корту.
– Умно. Отправляйтесь туда. Оставьте девочку врачу. Затем вы вероятно на Ятребскую Скупку? А зря. Вы глупо попадетесь там конвойному. Пусть поймают вас на пиратском острове. О том, что вы были здесь, тем более за границей, и уж тем паче о сражении на плато Терраинкогнита не должна знать ни одна живая душа. Вы поняли меня?
– Что же я скажу, когда меня арестуют?
– Скажите, что хотели сбежать, да не вышло. Про свиток, Спэка, Лиду и границу молчите, я вас заклинаю. Если люди узнают, что крепость снесли, и тем более о том, что границу можно разрушить, если сильно постараться… В общем, паника никому не принесет пользы. А мы уж как-нибудь управимся.
Олаф кивнул:
– Мне уже все равно.
– Не нужно ломать бессмысленных трагедий, Григер. Мы будем жить дальше и жить долго.
– Как хотите.
– И последнее...
– Чего еще? – Олаф бережно как бесценную фарфоровую вазу поднял Лиду на руки.
– Как думаете, вы довольно много времени провели с девочкой и ее Клобуком, этот Чайка… он мог обмануть ее? То есть не исполнить своего обещания? Ведь верно, он обещал ей лекарство и выздоровление.
– Почему бы и нет?.. – отозвался Олаф и взяв в зубы один край тканевого билета и, зажав в кулаке другой край, с треском порвал его.
ГЛАВА 22. ПЕСНЯ СОЛЬВЕЙГ ИЛИ ПОЧЕМУ НЕЛЬЗЯ ОПАЗДЫВАТЬ НА ПОЕЗД
Лида не смогла бы сказать в какой момент поняла – все кончено. Нет, мысль о том, что отсутствие лекарства станет для нее фатальным, пришла сразу… Но она не верила, что силы кончатся так скоро. Она хорошо помнила, как объяснила Олафу, что делать с цветком и почему розовое небо стоит держать закрытым – это знание пришло ей внезапно и само собой. А сейчас, сидя в Перевокзальном кафе и помешивая кофе, Лида отметила, что никак не может вспомнить, как оказалась здесь. Чудилось будто с Олафом она и не говорила.
«Тогда, что же я делала? – спросила Лида себя, отодвинув стакан, – не нужно истерик! Я говорила с ним, я помню. Значит так и было!»