Тем временем, по единственному круглому окну с зеленым стеклом застучали настоящие капли. Дождь приятно забарабанил по крыше. Чувства удивительного уюта охватило Лиду, несмотря на то, что окружали ее незнакомые люди. И она не заметила в какой момент все вокруг утихли и медленно заговорил Старейшина у очага.
Собравшиеся ловили каждое его слово, а Лида продолжала наблюдать за тем, как искры скапливаются святящейся пылью под сводчатым потолком. Снаружи начался настоящий ливень, и вода ручейками струилась по запотевшему стеклу.
Девочке вдруг страшно захотелось остаться здесь одной и насовсем. Не в Гардарики, а прямо на этой самой ступеньке, прилечь на бок, поджать ноги, и, глядя на искры сладко засыпать, слушая как капли тарабанят по стеклу. Мысли о потерянных таблетках унеслись далеко–далеко, люди вокруг превратились в призраков. Лида ничего не замечала вокруг, не заметила она и как огонь стал гудеть, напоминая орган.
– Не смотри на огонь, – шепнул Чайка, голос у него дрожал, – Родерик заговаривает пламя, отвернись, мне тяжело…
«А ведь правда заговаривает», – думала Лида, но отвернуться не могла. А старик зачерпнул у очага зачерпнул огонь ложкой и выпил его, как мед из чарки.
– А–а–ах, – подпрыгнула Лида. Родерик, покатав во рту огненный шарик, проглотил его.
–Те–е–е! – шепнул ей конвойный сверху, умильно улыбнувшись, а Лида, покраснев, притихла.
Дедушка Родерик разомкнул губы и шумно выдохнул. Из ноздрей у него вылетели искры и тончайшей пыльцой осели вокруг. Это был сигнал конвойным. Они привели закованных в кандалы людей. Перед зрителями построили шесть узников, сопровождаемых конвойными. Сначала они стояли, глядя завороженно на языки пламени, а потом упали на колени, потому что ноги у них подкосились.
Старик опять затянул речь. Слова его были спокойны, легки и размерены. Менее всего происходящее напоминало суд. Приклонившие колени выглядели как цветы без почвы, потерявшие корни. Тщетно Лида старалась угадать, кто из них дедушка Ростиха. Все подсудимые мужчины были людьми в возрасте и все без исключения носили косы.
– Что, ничегошеньки тебе не понятно? – услышала Лида за спиной звонкий вопрос, и обернулась, совсем не ожидая встретить на суде человека, говорящего на ее родном языке. На ступень выше сидела старушка и испытующе смотрела на Лиду.
– З–здравствуйте.
– И тебе не хворать. Ты, стало быть, Лидия? Ужо слыхала о тебе. Звать меня будешь Валентина Ивановна. Я из Никишовых.
Похоже, что бабульки было сто лет в обед, но спину та держала ровно, а голос ее был звонок, совсем как у молодой девчонки. Кроме того, белые волосы она заплетала в девичью косу.
– Никишова? Вы бабушка Ростиха? Он не говорил мне о вас.
– Зачем ему сказывать? Малец и не знал, что я буду здесь. А еще я не его бабушка. Дэк, оно, пожалуй, и хорошо. Дед Ростиха троюродный дядя моего мужа-покойничка. Как тебе у нас, в Гардарики, чай, нравится?
– Да, спасибо. Мне очень нравится… – Лида запнулась, осознав, что отвернулась от очага, только благодаря Валентине Ивановне. – …, наверное, нравится.
– Мне в Гардарики нравится, – заговорила Валентина Ивановна, уцепившись за слова Лиды. – Я должна тебя благодарить за то, что мне пришлось вернуться. Сто лет здесь не была! – Так она сказала, а Лида вдруг подумала, что бабулька про сто лет, пожалуй, не шутит. – Видишь ли, Чайка теперь вместе с тобой говорит на русском, остальные старейшины языка не понимают и меня срочно вызвали… Кстати, где Чайка? Что –то я его не вижу… мне уже сказали, что Ростих с тобой подружился. Чай, вы решили доказать, что Альберт не вор? Да что–о–о, похвально.
«Не вижу! – сообразила Лида. – Значит эта дама, – назвать Валентину Ивановну бабушкой у Лиды не хватило бы духу, слишком уж молодой у нее голос, – тоже хранитель Круга, одна из четырех старейшин! Главное не сказать какую–ни будь глупость…Чайка, надеюсь ты знаешь, что делать?»
Родерик задал какой–то вопрос после чего воцарилась тишина. Ни звука, ни шороха, слышалось только урчание очага. И тут…
– Началось! – воскликнула Валентина Ивановна совсем как маленькая девчонка, которую родители в первые привели в цирк.
Чайка, заслонив свет крылом, спикировал на огонь огромной летучей мышью. Он расправил крылья, напряг их до предела, собрал все силы и… БАМ! Точно ударили в исполинские медные тарелки. Лида, Валентина Ивановна и дедушка Родерик зажали уши. Лида зажмурила глаза, у нее сильнее забилось сердце, кровь отхлынула от лица, затуманилось в голове. Но не от страха. Чувство гордости за Чайку переполняло ее.