– Скидка на любые поездки в тридцать, нет, в пятьдесят процентов…
– Ты что, издеваешься надо мной, Стасик? Какие пятьдесят процентов? Ты должен мне двадцать тонн баксов, после чего я, может быть, и соглашусь никогда больше не переступать порога твоей вшивой конторы.
– Сколько?
– Сколько слышал… Нагадил – плати. Моя репутация – вещь дорогая.
– Сергей Васильевич, побойтесь бога, откуда у меня такие деньги?
– И впрямь, откуда… Тогда давай увольняй эту свою девку, которая меня ментам заложила.
– Наталью?
– А что, у тебя еще стукачи в коллективе есть?
– Нет-нет, – торопливо заверил его Развольский, – только она одна. Но уволить? Вот так, сразу? Без повода?
– Тебе, значит, повода мало? – голос Муромцева зазвучал угрожающе.
– Что вы, что вы… Хорошо, я согласен, я ее уволю. Ее давно надо было уволить, я только сейчас понял свою ошибку.
– Давно надо было уволить? – голос бизнесмена опять зазвучал насмешливо. – Позволь узнать, за что?
– За что? Да она же тупая совсем. Половину путает, половину забывает. Ни в чем на нее положиться нельзя, подставит и не задумается. Вот как меня сейчас.
– Тебя, значит…
– Ну и вас, конечно. Вас в первую очередь. Я все сделаю, Сергей Васильевич. Сегодня же. Я бы и раньше, сам, да замотался. Спасибо, что обратили мое внимание. Напомнили, так сказать.
– Нормально лижешь, в нужном темпе, – с чувством произнес баритон Муромцева, – далеко пойдешь, Стасик. Если не остановят.
– Как прикажете. – От угодливой покорности в голосе Развольского Наталью чуть не вырвало прямо на лакированные ботинки гостя.
– Прикажу-прикажу, не бойся. Насчет Натальи договорились, значит?
– Конечно. Сегодня же все будет сделано. Вот ведь зараза! Так подставить!
Диктофон выключился. Муромцев ласково посмотрел на сидящую перед ним бледную Наталью.
– Ну что, понравилось? – спросил он.
– Нет, не понравилось, – честно призналась Наталья, которой показалось, что она наелась свежих дождевых червей. Склизких, розовых, перепончатых, извивающихся.
– Он не только не встал на твою защиту, не пытался отстоять, он еще и ведро помоев тебе на голову вылил. И после этого ты не хочешь идти ко мне работать?
– Не хочу. – Черви в животе извивались. Видимо, обустраивались на постоянное место жительства. – Вы ничем не лучше его. Так зачем же мне менять одного мерзавца на другого?
– Ладно, – крякнул Муромцев и встал, намереваясь прощаться. – Неделю сроку даю. К нему ведь ты не вернешься?
– Не вернусь, – согласилась Наталья.
– Ну, так, значит, придешь ко мне. Куда тебе еще деваться? В другом бизнесе ты ничего не понимаешь. К деньгам привыкла. Без работы не сможешь. Да и отомстить тебе ему захочется. Уж поверь мне.
– Отомстить… – задумчиво проговорила Наталья. – Отомстить – это можно. Это мы завсегда.
Закрыв за гостем дверь, она тщательно вымыла стул, на котором он сидел, а потом решительно набрала номер Алисы.
– Слушай, – сказала она торопливо, чтобы, не дай бог, не передумать, – я решила, что нужно отдать дневник Сашеньки Бунину. В конце концов, это улика, негоже ее скрывать. Только я телефона его не знаю.
– Я позвоню ему. У тебя что-то случилось?
– Случилось. С неделю назад. Точнее, нет, пять лет назад. Но это не имеет отношения к делу.
Алиса перезвонила через три минуты.
– Иван сказал, что завтра утром заедет к тебе за дневником, – сообщила она. – И еще он сказал, что у него есть к тебе важный разговор.
– Это хорошо, – вздохнула Наталья, – со мной теперь почему-то все хотят важно поговорить. Пусть заезжает, сама понимаешь, я теперь по утрам никуда не тороплюсь.
Капитан Бунин приехал около десяти утра. Поджидавшая его Наталья извелась у окна. Всю ночь она не спала, думая, что своими руками отправляет Станислава в тюрьму. В его виновность она наконец поверила. Уж слишком много совпадений оказалось в трагических смертях, случившихся в последние месяцы. Слишком странным было поведение самого Развольского. Слишком многое вело напрямую к нему.
Глядя в окно, Наталья пыталась проанализировать свои чувства. Их не было. Только пустота, которая плескалась в ней, заливая душу черно-матовыми волнами безысходности.
«Наверное, я поступаю правильно, – вяло думала она. – Зло должно быть наказано, вот только почему мне так противно? Неужели оттого, что я поступаю так из банальной мести?»
Когда она открыла дверь Бунину, он поразился, насколько она похудела. Почти ничего не напоминало в ней женщину, которая когда-то царственным жестом пригласила его в кожано-деревянный кабинет.
«Бедолага!» – невольно пожалел ее Бунин.