— Могу я взять несколько личных вещей? — поинтересовалась тихо, надеясь на те три дня до суда, что по закону Ревфольва обязательно должны были предоставиться до казни.
— Сожалею, госпожа ведьма, — гадко ответил служитель таким тоном, что сразу становилось ясно — нисколько он не сожалеет, только издевается. И мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть и пойти так.
Однако и этого для служителей было мало. Не успела пройти и десяти шагов, как один из послушников подбежал и связал мои руки за спиной. Рукава на платье мне в знак позора оторвали, чтобы все видели — ведьму ждет казнь. Увы, но это тоже всё по закону, жестокому и беспринципному.
***
Вы бывали когда-нибудь в месте, которое встречает вас полным безмолвием? Вот только все говорили, спорили, а после, увидев вас, замолкли?
Ранее я никогда не сталкивалась с подобным. Напротив, стоило мне прийти в Обрберг, как отовсюду слышала шепот, а то и гвалт: ну, всем хочется услышать что-то о своем будущем. И ранее ко мне всегда подходили люди, о чем-то спрашивали, к чему-то стремились, порой заказывали какую-либо услугу, порой — благодарили. Но никогда ранее не молчали.
Сейчас всё было иначе. В ярмарочный день все стремились торговать, но стоило кому-то прошептать «Госпожа ведьма со служителями», как толпа замолчала. Не разом, нет, кто-то передавал новость тем, кто не мог меня увидеть. Но через некоторое время тишина затопила Обрберг, напрягая меня.
Жители расступались. Некоторые из мужиков снимали головные уборы, показывая, что соболезнуют. Женщины отводили глаза, не решаясь взглянуть на мой наряд, бросающийся всем в глаза.
Впрочем, была здесь особа, которая свой взор не прятала. Она стояла гордо выпрямившись, с толикой превосходства. Весь вид Горяны словно говорил: «Наконец-то в мире станет одним отребьем меньше». Пожалуй, именно это и поразило меня больше всего. Раньше моя подруга такого не допускала.
А после женщина плюнула мне под ноги, гордо повернулась и ушла.
Над площадью все еще висела гнетущая тишина, когда молодую ведьму толкнули вперед, по направлению к храмовой тюрьме.
***
— Безмозглая! Кретинка! Ненормальная! Ведьма! Крысиная попа!
Меня настигло ощущение, что всё вновь повторяется. Только с той поправкой, что я сижу на холодном полу, прислонившись к стене, за решеткой мечется и орет на меня Вадим, а Богдан хмуро смотрит в окошко над моей головой. Иными словами — идиллия.
Я не мешала магу выплескивать свой гнев, хотя и не понимала причины. Оборотень, кажется, тоже. По крайней мере, периодически замечала, как он бросает на друга недоуменные взгляды. А граф был хорош. Такие рулады выдавал, что заслушаешься. Так что сидела и слушала, да.
— Ты хоть понимаешь, что в лучшем случае тебя просто казнят, в худшем — казнят мучительно? — прошипел он, приближаясь к решетке и хмуро глядя на меня.
Молча кивнула, не решаясь ничего ответить.
— Тогда какого лешего ты решила взяться за заказ, если видела Гавриила? — Это уже не шипение, это рычание. Кажется, дальше просто некуда.
Промолчала.
— Слушай, ведьма, я тебя сам казню! — заорал Вадим. — Вот вытащу из тюрьмы и казню!
— Все мы знаем, что это невозможно, — резонно подметил Богдан, отрываясь от окна и скрещивая руки. Он поджал губы, переведя взгляд на меня, что позволяло понять — презирает. На секунду я даже заволновалась: вдруг что-то натворила? Чем-то сильно обидела? Но через несколько минут стало безразлично. Какая разница, если жить мне осталось три дня?
Вновь повисла тишина.
— Даже если и сварила, то можно ведь было уничтожить доказательство. Толкнуть котел, всплеснуть руками и вскрикнуть что-то вроде: «Ой, я такая неуклюжая, идите по домам, ведьмы тут нет!». — Предполагаемые мои слова были произнесены таким тоном, что сразу становилось ясно даже мухам, жужжащим надо мной, — пародирует меня. — Как говорит моя мать — нет тела, нет убийства, — продолжил нагнетать граф. Захотелось даже его ударить. Мне и так всего ничего осталось, а он настроение портит.
— Я не хотела его варить, — произнесла очень тихо. Настолько, что Вадим и Богдан просто не могли услышать.
Но они услышали.
Вадим присел на корточки, протянул сквозь решетку руку и приподнял мое лицо, чтобы спокойно заглянуть в глаза. И от пронзительного синего взгляда мне стало не по себе.
— Тогда какого лешего, ведьмочка моя? — вновь повторил маг, стараясь найти в моих глазах ответ на свой вопрос. Он молчал, ожидая. Но я молчала. Мне действительно нечего было сказать. Разве что правду, которую я действительно озвучила: