Да уж, не только тебя это выбило из колеи. Вадима после моих откровений тоже, если говорить честно.
— Я узнал, что ты не просто ведьма, а знахарка. Знаешь ли ты, что подобное сочетание встретишь нечасто? Все больше вы специализируетесь на таких зельях, которые имеют схожий с магией след, но знахарки очень редкие. Не каждой нравится варить что-то от расстройства желудка и для роста волос. — Он усмехнулся. — Я хотел пригласить тебя к себе, но тогда ты была очень расстроена. И не стал, испугался. Но случилось невероятное. Ты пришла сама. Вот только не ко мне.
Вопрос «к кому?» в воздухе не висел. Я и так помнила, что к магу. Вот только тогда это было предлогом. Но Богдану этого знать необязательно.
— И ты поднималась на кухню, такая зажатая, испуганная. А потом ты увидела его. И я понял, что проиграл. Опять проиграл в сражении за тебя. Эта была любовь, Ладушка. Твоя Великая Любовь. А я вновь почувствовал, как в шею мне колется нечто металлическое. Булавка. Твоя булавка с приворотным заклинанием. И вот тогда я от тебя действительно отказался. Ты дважды пыталась меня приворожить, и оба раза делала это подлостью. Навязывала чувства, которые у меня были и без твоих колдовских штучек. И я больше тебе не верю.
Я почувствовала, что мой мир рушится. Этот невероятный мужчина любил меня три года, а я… я ничего больше не чувствую. Даже разочарования не возникло, как и той ноющей боли, что постоянно появлялась при воспоминании об упущенном мной. Это было удивительно и непонятно. Я не понимала, почему. Не могла найти ответ.
— Ты не простил меня за вымышленные чувства? — поинтересовалась, наконец. Просто потому, что сказать больше было нечего.
— Они не вымышленные, Лада. Совсем не вымышленные. Ты чувствуешь к нему что-то. Может, и сама этого пока не понимаешь. Но ваши чувства далеко не такие, как были в самом начале его приезда. Увы, моя дорогая. Не надо обманывать. Не лги хотя бы себе.
Он поднялся, а я молча сидела. Отправился к двери, я не останавливала.
И когда захлопнулась дверь, из моих глаз не скатилось ни одной слезинки.
Я думала. Бездумно гладила кошку и размышляла.
Как так вышло, что мне стало все равно на Богдана? Когда это произошло? Я не помнила. Прислушалась к своим ощущениям, но действительно не могла припомнить. Постаралась и не смогла. Но что-то мне подсказывало, что довольно давно. «Когда Вадим ушел обратно к Богдану, ты разозлилась на него за то, что он не попрощался», — мысленно прошептала я. О, богиня, почему все оказалось так сложно?
Я вспомнила все минуты, что провела рядом с Вадимом. Наши поцелуи, разговоры, танец в таверне, прощание. Он простил мне все, что я натворила. Он не ругал слишком сильно. И это ли не Великая Любовь по отношению ко мне?
Мне стало очень тоскливо, захотелось прижаться к моему магу, зарыться волосами в его темные волосы, услышать такое привычное «ведьмочка моя». И так плохо стало, что хоть плачь. С оборотнем такого не было.
Богдан признался, что отказался от меня еще год назад. Посчитал, что у нас ничего не выйдет. Это ли не признание, что Великая Любовь нам с ним не светит? Я не знала, но разочарования не было.
Оборотень оказался прав.
Я действительно влюблена в Вадима.
Я влюблена посмертно.
Осталось еще немного, и мне назначат день казни. Вадим не успеет ничего сделать, это ясно, как и то, что солнце яркое. Я погибну, так и не успев признаться. Или успев? Окажется ли он в это время в Обрберге? Не оставит ли меня одну, как сегодня?
Додумать я не смогла.
— Введенская, на допрос.
Я вздрогнула. Заметить, когда к моей камере подошел служитель, я не смогла, но от этого стало только страшнее. Что, если меня опять приведут к Гавриилу, который вновь начнет меня избивать?
Впрочем, ничего этого не случилось.
Меня вновь не выводили из тюрьмы, лишь спустились по лестнице на этаж ниже. Хм, оказывается, тут есть подземный этаж. И вот тут действительно было темно, лишь одиноко чадили факелы и колыхался от наших движений огонь. В глазах, конечно, у меня тоже темнело, я оседала на пол, но мой верный страж не позволял этого сделать окончательно — всё тащил вперед.
И в какой-то момент втолкнул (да-да, опять!) в раскрытую дверцу. А потом её же захлопнул.
Я упала. Меня мгновенно начало мутить, кажется, даже стошнило прямо там, на полу этой холодной и темной комнаты, в которой горела одна свеча, да и та на столе у сидящего мужчины, одетого в черное. Возле непонятной конструкции стоял палач — высокий детина с маской, закрывающей его голову. А чуть дальше от этой конструкции стояло кресло с другим участником этого театрального представления — Гавриилом.