Две новости.
Так прошел месяц. Люба уже успокоилась, еще немного пополнела. Вела здоровый образ жизни, гуляла подолгу по улице, особенно она любила песчаные дорожки старого парка, там легко дышалось, шелестели на ветру старые липы, обещая будущей маме счастье. Часто молодая женщина заходила к Веронике. Та беспокоилась, если Люба не появлялась долго. Тут же присылала за ней мужа. Никита не слушал возражений и вез Любу к себе.
Женщина часто думала, как будет жить, когда родит, на что. Вера сказала, что её это не должно беспокоить, и она заберет Любу после родов к себе. Но этот вариант не устраивал будущую маму. Вероника - надежная подруга, но у неё семья, муж, двое маленьких детей. Любе надо учиться жить одной. Надо откладывать деньги. Есть немного еще долларов от Кешки, но они обесцениваются. Надо сдать родительскую квартиру. Все какие-то деньги.
-- Проживем мы с тобой, дочка, - говорила Люба, поглаживая свой увеличивающийся живот. - Проживем. Не богато, как твой папа. Но и не бедно. Пробьемся.
Она уже знала, что у неё будет девочка. Так УЗИ показало. А потом пришло страшное известие...
В этот день женщина совершенно случайно включила телевизор. НТВ. В "Чрезвычайном происшествии" показывали страшную катастрофу. В ней вся погибла семья п-вского богатого предпринимателя Годеонова Родиона Прокопьевича - жена, дочь и муж дочери. Показали крупным планом искореженный BMW, в которой ехала вся семья с похорон старого князя Облонского.
Люба с ужасом узнала машину. Это Мишкин BMW. Кто-то снял на телефон, как горит автомобиль. В живых остался только один Родион Прокопьевич Годеонов, но он находится в тяжелом состоянии. Годеонова грузили в машину скорой помощи. Он равнодушно молчал. Рядом почему-то суетились военные. Отчетливый голос диктора сообщил, BMW на огромной скорости въехал на встречную полосу и врезался в огромный "Урал" цвета хаки.
С плохо осознаваемым ужасом Люба смотрела на экран телевизора, видела обгоревшие тела, лежащие на обочине дороги, и без конца для чего-то считала: два женских и одно мужское. Белесые волосы матери и дочери обгорели, были измазаны в крови. Больше всех в аварии пострадал Миша. Он лежал вытянувшись, казался больше ростом, лица не было видно, а рука судорожно сжимала мужскую сумочку-барсетку, ту самую, что подарила Люба мужчине на двадцать третье февраля. Кто-то подошел и закрыл тела тканью. А Люба все сидела и сидела, не двигаясь. Она не плакала, не кричала, просто оцепенела. Сколько она так просидела, не знает. Давно по телевизору шли другие передачи, женщина не понимала их смысла. Только резкий непрекращающийся телефонный звонок вывел её из этого забытья.
-- Алло, - автоматическим голосом произнесла женщина.
-- Любка, Люба! - кричала Вера. - Я сейчас еду к тебе. Я не знала раньше. Мне только сейчас папка позвонил. К папке Никита поехал. Я к тебе. Ты только ничего с собой не сделай. Помни про ребеночка! Береги свою девочку! Любка, ну ответь. Не молчи. Не пугай меня! Любка, ты слышишь меня?
-- Мишка умер, - всхлипнула женщина и тоненько и тихонько завыла, прикусив до крови свой кулак, уронив трубку.
Приехавшая минут через пятнадцать Вера уложила Любу в постель, заставила выпить горячий чай, сидела рядом, гладила её руку и все говорила и говорила, оправдывалась, что не сразу приехала.
-- Ну что ты молчишь? - не выдержав, закричала она. - Что ты как неживая! Нельзя же так! Подумай о ребенке!
-- Миша умер, - всхлипнула Люба.
И рыдания вырвались из её горла. Безумные, неконтролируемые. Испуганная Вероника уже потянулась к телефону, чтобы вызвать врача. Но женщина вдруг замолчала.
-- Я все поняла, - торопливо заговорила она. - Они убили его. Знаешь, Вера, моего Мишу убили. Облонские убили. Он ведь хотел вернуться ко мне. Я поняла, я знаю. А его убили. Кристина убила. Она поклялась, что не даст нам быть вместе. Миша! Мишка, они убили тебя. Они тебя все-таки убили.
И Люба опять заплакала. Но это был уже не безумный плач, который был страшно слышать, это был плач несчастной женщины, потерявшей любимого человека. Вера обняла её и молчала. Подруга была права. Еще как права. За рулем "Урала", в который врезался BMW, был молоденький солдат, рядом с ним сидел генерал Рычагов, отец Веры. Они вдвоем с солдатиком и пытались спасти семью Годеонова после аварии. Первым вытащили Родиона Прокопьевича. Он уцелел в той страшной аварии. Годеонов кричал, что не надо никого вытаскивать из машины, что там и так все уже мертвые, пусть они все сгорят, так лучше будет всем. Но солдат все-таки вытащил мертвого мужчину. А дальше Рычагов не смог помогать, что-то случилось с ногой. Похоже, сгоряча он не чувствовал боли, но теперь даже не мог наступить. Он опустился на землю возле Годеонова и приказал больше не подходить к искореженной машине, опасаясь за жизнь солдата. И был прав - машина загорелась. Подъехавшие на другой машине военные уже ничего не могли сделать для людей. Они тушили горящий BMW. Замолчал Годеонов, глядя на пламя. Генерал Рычагов, потомственный военный, тоже молчал, ничего не говорил, но не мог ошибиться - лицо мертвого мужчины было снесено выстрелом. Вера узнала об этом от отца. Права Люба, сердце не обмануло её - Мишку убили. Но пока она не стала говорить об этом подруге.
Долго сидели женщины, то плача, то просто застыв. Сердце Любы сковало ледяным обручем. Ей не было так плохо даже в дни смерти Кешки. А потом женщина сбивчиво заговорила, обращаясь к Михаилу:
-- Мишка, ты теперь наш. Мой и дочкин. Я знаю, ты сказал Кристине все. Ты сказал, что возвращаешься ко мне, что любишь только меня. Они поэтому и убили тебя. Не хотели отпускать. Зато теперь ты слышишь нас. Ты рядом. Ты наш, Миша. Миша, я не успела сказать: у тебя будет дочка. Я обещаю тебе, наша девочка будет носить отчество Михайловна. Ведь её отец ты. Если удастся, я добьюсь, чтобы у дочки была твоя фамилия - Дубинец. Я всегда тебе верила, Миша.
Вера сначала испугалась за разум подруги, услышав её слова, но потом поняла, что Люба просто думает вслух, что ей становится легче от этих слов, от сознания того, что Михаил хотел вернуться к ней. Она тихо держала Любу за руку и плакала с ней. Решилась и рассказала и про выстрел.
Любе было невыносимо тяжело. Сколько она не успела сказать Мишке, не успела сказать, что очень его любит, что надо было плюнуть ему на деньги, на Кристину, остаться с Любашей. Не надо никаких богатств. Она бы продала квартиру родителей, заплатил бы он свой долг Облонским. Вера налила в стаканчик успокоительных капель и уговаривала подругу выпить, но Люба упорно отталкивала её руку с каплями. Потом сказала:
-- Нельзя мне, Вера, ничего нельзя. Ты забыла. Я ведь беременна. Мне надо беречь Мишиного ребеночка. Я справлюсь.
И эти слова успокоили саму Любу. Потом позвонил муж Веры, сердито выговаривал, что нельзя кормящей маме надолго бросать шестимесячную дочь, что девочка никак не успокоится, не спит, что Андриана уже устала, такую кучу малышей бросили на неё, хорошо, что Нана подъехала из деревни, помогла. Майка-то уехала к Рычагову в госпиталь. Вероника что-то тихо отвечала, виновато смотрела на подругу. Никита не стал слушать возражений жены, приказал женщинам собраться, приехал через двадцать минут и увез всех в свой дом. "Даже ничего и не говори, Люба. Слушать не стану. Поживешь у нас. Так спокойнее будет, - объяснил он. - И Вера рваться не станет, и ты на глазах!"
Люба всегда будет благодарна Веронике, Никите и их друзьям за помощь в эти дни. Все были внимательны, обходительны, старались развеселить Любу. А общество маленькой Маруси, её любимицы, действовало на женщину просто благотворно. Девочка не понимала, что у тети Любы горе. Тащила её за руку в песочницу, садись, строй домик, подавала книжку, читай, мол, мне или смотри мультики. И Люба выполняла все требования девочки. На третий день женщина встрепенулась:
-- Вера! Мне надо на похороны. Сегодня же будут хоронить семью Годеонова. Я должна попрощаться с Мишей. А может, я уже опоздала? Вдруг его уже похоронили. О чем я раньше думала?
-- Люба, в любом случае ты никуда сегодня не поедешь, - строго произнесла Люба. - Во-первых, ты беременна. Во-вторых, мы ничего не знаем, кто их будет хоронить, где. И сегодня ли? Куда ты поедешь? Мы ничего не знаем. Может, следствие какое идет в связи с аварией. Тогда похороны задержатся.