А Снежена говорила о своей любви к Эдуарду. Звучали такие омерзительные подробности! Гера нахмурился, стал доставать какое-то лекарство. Желудок Михаила стал подниматься к горлу. Но дальнейшие слова тещи его добили, он не знал, что Снежена несла полную чушь, выдавая желаемое за действительное.
-- Кристина, сперматозоиды настоящего Облонского, моего папы, сохранены. Ты должна родить. Сделаем искусственное оплодотворение. Ты выносишь и родишь наследника Облонских после его смерти. В этом и заключается твоя великая миссия.
И Кристина согласилась. Её уже на кладбище мучило желание принять дозу. Ради этого снадобья Криста соглашалась на все. Вот и сейчас она нетерпеливо кивала головой на все слова Снежены.
-- Да, мамочка. Я все сделаю, как ты скажешь. А за это Гера нам опять даст свого чудодейственного лекарства. Мне будет так хорошо....Гера, ты обещаешь?
-- Да, - кивнул длиннорукий Герасим, возясь уже со шприцем.
-- Да они обе под кайфом, и Снежена, и Кристина, - подумал, морщась от отвращения, Годеонов. - Неужели то, что сказала Снежена, правда. Про Кристину. Про Эдуарда. Теперь я понимаю, зачем был нужен муж Снежене Облонской, почему нельзя было разойтись...
Его, как и зятя мучила тошнота от услышанных слов.
-- Только, мамочка, - сказала Криста, - Михаил пусть останется при мне. Я его не отпускаю. Не пойдет он к своей Любке.
-- Хорошо, - согласилась Снежена. - Твой мужлан будет прикрытием, как был долгие годы Годеонов. Все думали, он муж. А настоящим моим мужем был мой папа, князь Эдуард Облонский. Да и Родион не вечен. Может умереть. Кто-то должен вести бизнес, сохранять богатство дома Облонских. Я надеюсь, дочь, ты сможешь родить нескольких детей. Мальчика и девочку. Они продолжат род Облонских.
У Михаила холодело внутри. Он глянул на тестя. Тот сидел побелевший, не в силах вымолвить слово. Мужчина резко затормозил машину.
-- Все, - сказал он тестю, глубоко вдыхая. - Разбирайся сам со своими чистокровными сумасшедшими. Я ухожу, - его тошнило, тошнило в прямом смысле. - Я ухожу прямо сейчас. И мне все равно, что вы оставите меня без денег. Да я лучше умру, чем вернусь в это сумасшедшее гнездо.
-- Да как ты смеешь, плебей! - высокомерно отозвалась Снежена. - Помни, перед тобой Облонские.
-- Да плевать на вас всех!
Михаил схватил свою сумочку-барсетку, вышел, хлопнул дверцей машины и быстро пошел прочь. Он проголосовал на первую встречную машину, она остановилась, и он уехал. Остолбеневший Годеонов остался в машине.
-- Верните мне его, - вдруг дико завизжала Кристина. - Верните. Я не буду без него рожать. Папа! Я хочу Мишку. Мишка должен быть моим! Верни мне Мишку.
Она обращалась к Годеонову. Но Годеонов молчал. Молчал потому, что открылась страшная правда. Правда была в том, что его жена родила дочь от собственного отца. Годеонов не сразу в это поверил. Но от безумной жены с её патологической привязанностью к старому грешнику Эдуарду можно ожидать всего. Желудок Родиона Прокопьевича свернулся и стал подниматься к горлу. Надо встать и уйти. Уйти, как это сделал Мишка. Неожиданно в висок ему уперся холодный ствол.
-- Не вздумай уйти, раб. Немедленно садись за руль, - произнес голос жены, в руках она держала небольшой дамский пистолет. - Успокойся, Кристина. Мы вернем непокорного раба. Рабы от Облонских не уходят.
-- Нет, лучше убей, - ответил муж. - Хватит с меня. Наркоманки проклятые. Сами ведите машину.
Кристина продолжала бесноваться.
-- Верните, верните мне Михаила. Это мой раб! Мой Мишка. Не дам его Любке. Мой! Мой! Мой! - её рев перерастал в знакомый вой Снежены в периоды обострения болезни. - Мама! Я хочу Мишку!
-- Да ведь у Кристины та же болезнь, - понял Родион Прокопьевич. - Она тоже шизофреничка, как и её мать. Как я раньше этого не видел. Надо их всех отправить в клинику. Но почему бездействует Гера?
-- Я сяду за руль, - словно в ответ пророкотал голос Геры.
Герасим быстро вышел, сел на место водителя. Машина резко тронулась с места.
-- Плебеи от нас еще не уходили, Криста, - заметила Снежена. - Сейчас мы догоним твоего Михаила, он вернется. А потом сразу едем в банк спермы. И через девять месяцев в доме опять появится Эдуард Облонский.
Шоссе было свободно. Лишь военный "Урал" ехал по встречной полосе. Годеонов заметил, что рука жены ослабла, Снежена о чем-то задумалась, на минуту притупилась её бдительность. Родион Прокопьевич решил выхватить пистолет. Резко выбросил свою руку и сжал запястье жены. Но Снежена в последний момент успела нажать курок. Пуля угодила в голову Герасима и снесла часть лица. Он упал на руль, и машина на полной скорости понеслась навстречу "Уралу".
Молоденький солдат водитель пытался предотвратить аварию, резко свернул в кювет. "Урал" сильно тряхнуло. Солдат и генерал Рычагов, который находился тоже в кабине "Урала", остались живы. Солдат вытащил из "Урала" генерала, у которого была повреждена нога, и бросился к другой машине. Размазывая слезы по щекам, молоденький парнишка вытаскивал из горящей машины Годеонова, ему помог Рычагов, хотя у самого сильно болела нога. Родион Прокопьевич не чувствовал ни боли, ни ног, они его не слушались. Солдат оттащил Родиона Прокопьевича на траву, оставил его там, и бросился опять к горящей машине. Вытащил с помощью генерала Геру. Но Рычагов вдруг пошатнулся, еще раз подвернул поврежденную ногу, опустился на траву. Солдатик хотел бежать за женщинами. Годеонов закричал, отчаянно жестикулируя руками
-- Не беги. Не смей. Машина может взорваться. Там, в машине, остальные все и так мертвые. Пусть они сгорят.
В его мозгу отчетливо звенела мысль:
-- Еще погибнет парнишка. Чья-то мать будут плакать, чья-то живая невеста станет вдовой. А мои сумасшедшие убьют меня. И Михаила тоже. Нет, пусть они умрут. Прости меня, Господи, что вмешиваюсь в твои дела.
-- А вдруг там живые? - заплакал напуганный солдатик. - Машина же может взорваться. Еще можно успеть!
-- Нет, - твердо ответил Годеонов. - Там все мертвые. Прикажите своему подчиненному не рисковать, - повернулся к Рычагову Родион Прокопьевич. - Подумайте о его жизни.
В это время машина вспыхнула факелом. Солдат отскочил.
-- Вот и все, - с облегчением подумал Родион Прокопьевич, на душе стало пусто-пусто и легко. - Господь Бог сам решил, кому жить, кому умирать.
Из подъехавшей машины выскочил один из досужих журналистов.
-- Кто в машине? - бросился он к лежащему Годеонову, не забывая снимать происходящее на камеру.
-- Там моя семья, - ответил Родион Прокопьевич. - Семья, которой больше нет.
Годеонов отвернулся.
-- И слава Богу, что нет, - добавил он про себя.
Больше он не сказал ни слова. Журналисты списали это на шок. Годеонов и Рычагов были отправлены в больницу. Примчавшиеся на место катастрофы представители желтой прессы щелкали камерами, потом написали во всех газетах, что погибла семья предпринимателя Годеонова; жена, дочь, зять. Все правильно с человеческой точки зрения - семья. Так Геру спутали с Михаилом. Годеонову было все равно. Он стал чувствовать боль от сломанных ног. Его повезли на операцию.
Михаил же бежал прочь. Он добрался до вокзала в П-ве, купил билет и уехал к старому знакомому, сменил имя. Михаил ничего не знал о гибели семейства старого Облонского, о том, что Годеонову угрожала опасность стать инвалидом. Одна нога была сильно раздроблена.
Михаил спустя четыре месяца хотел забрать Любу, но её не оказалось дома. Напуганная Махновым, женщина жила у Вероники. А соседка Нина по её просьбе всем говорила, что Люба уехала в А-к. Это же сообщили и человеку Михаила. Мишка с грустью решил, что женщина вернулась к Пикунову. Он-то знал, что Иннокентий живой.
Пожар
Родион Тимофеевич Годеонов был привезен в центральную больницу, его сразу же прооперировали и разместили в отдельной палате. Мужчина быстро пришел в себя после наркоза, болели ноги, на душе было погано. Он знал, что никто к нему не придет, не пожалеет, не поплачет слезами радости и облегчения. Некому к нему прийти! Он одинок, одинок, как всегда. А так хочется обыкновенного человеческого счастья. Маленького семейного счастья. Хотелось прийти домой, услышать звонкий детский голос, который радовался бы ему, хотелось, чтобы ждала надежная женщина. Хотелось, чтобы это была Лиза. Родион Прокопьевич лежал и мечтал о несбыточном: вот распахнется дверь его палаты, а там стоит Лиза, или пусть Михаил, на худой конец.