Продолжала ждать племянника и Лиза. Годеонову позвонила Иза, он уехал.
Женщины остались одни, но никуда и не думали уходить. А вдруг Миша придет? Они обе выглядывали на каждый стук калитки, на каждый звук машины. Но каждый раз это был не Михаил. Сначала прибежала какая-то молодая мама, благодарила Лизу за ребеночка, которому помогла бывшая колдунья, женщина в порыве благодарности хотела сделать для неё что-то. Но Лиза - жена богатого человека. Да и за лечение детей она никогда не брала деньги. Лиза улыбнулась молодой маме и сказала, чтобы не забыли позвать на свадьбу к дочке. Потом пришел сторож, он принес зарубленных и выпотрошенных двух кур - Лиза покупала у его жены домашнюю продукцию. Последним, уже по темноте, приехал Годеонов. Люба уже не стала выходить на улицу. Она тайком полюбовалась из окна кухни на эту немолодую пару. Родион Прокопьевич обнял свою жену, поцеловал. Лицо Лизы озарилось радостной улыбкой, она помогла мужу выйти из машины, подала костыль, подставила плечо, повела мужа в дом. Лиза помогла ему переодеться, заботливо усадила в кресло, которое специально для Родиона Прокопьевича поставили на кухне: ноги все еще побаливали, и временами сильно. А сегодня то ли на погоду, то ли от волнения они болели сильнее обычного. Люба тем временем подогрела ужин, поставила на стол тарелки.
-- Как приятно, - сказал уставший и голодный Годеонов, - за мной ухаживают сразу две красивые женщины. Из рук таких женщин самая простая пища кажется нектаром. Господи! Спасибо тебе за мою новую жизнь, за счастье, за Лизу, за Любу и Нюсю...
Но тут донесся недовольный плач Нюси, и Люба поспешила к дочке. Крикнула, что назад не будет спускаться. И не спустилась. В окно она видела, как еще раз зачем-то пришел сторож. Уже поздно ночью Лиза поднялась в комнату Любы.
-- Люба! Я знаю, ты не спишь, - тихо сказала она. - Я сначала хотела не вмешиваться в ваши отношения с Мишей, но Родя сказал, что ты должна все знать. Михеич, наш сторож, приходил недавно, он мне сказал, что Михаил находится здесь, в Соткино, в старом доме своей матери.
-- Это который с заколоченными окнами? - отозвалась женщина. - Он же нежилой. Как же там Миша? Да и дождик начинается.
-- Да, в этом доме, - ответила Лиза. - Мишка приехал туда сегодня вечером, сорвал замок с двери, доски отодрал, назад не выходил. Люба, ты сходишь к нему? Я бы сходила тоже, но уже темно и поздно, Родя ругается, сам не может, ноги разболелись, а завтра я поеду с Родей в больницу. Не нравятся мне его эти боли... Одного я не пущу. Он вечно все забывает, что говорит врач. Так что сходишь одна?
-- Да, - ответила Люба. - Я сейчас прямо пойду. Сейчас аккуратно одену Нюсю, чтобы не разбудить...
Она готова была пойти по темноте сразу туда, но Лиза остановила.
-- Куда ты сейчас пойдешь? Дождик моросит. Девочку еще простудишь. Лучше завтра...
-- Мишка не догадался, что Нюся - его дочка. Я должна сказать ему про Нюсю. Он бы сразу с нами остался.
-- Он бы и так остался, - улыбнулась тетушка Михаила, - если бы только ты глазом моргнула.
-- Лиза! Я дура? Да? - убитым голосом сказала Люба. - Правильно мне Вера сказала: поговори с Мишей. А я не стала. Даже про Нюсю не сказала.
-- Значит, скажешь, - ответила Лиза, помолчала секунду и добавила: - Я бы отпустила тебя и сейчас, но только одну, без Нюси. А ты без дочки не пойдешь ведь?
Люба не успела ответить, как раздался недовольный голос:
-- Еще чего придумали! Нечего ребенка таскать по темноте.
Это поднялся в комнату Любы и Годеонов.
-- Родя! - укоризненно покачала головой жена. - Зачем встал? Тебе же трудно по ступенькам ходить.
-- Ничего! Я выдержу! А ребенка не дам по темноте таскать неизвестно куда. И Любку не пущу. Я за вас отвечаю, пока Мишки нет рядом. Все! Спать сегодня всем. Завтра найдем Мишку, если сам не явится.
-- Хорошо, - согласилась Люба. - Я завтра сама разыщу Михаила.
Но сон по-прежнему не шел к женщине. Люба и радовалась, и злилась. Женщина без конца представляла встречу с Михаилом, прокручивала в голове разговор с ним. Как лучше ему сказать про Нюсю? Потом решила ничего не говорить, пусть догадается сам.
-- А почему Мишка остановился в этом доме? - пришла мысль, когда уже засыпала, и сон опять отлетел прочь. - У него, наверно, опять нет денег. Как тогда зимой. Надо отдать ему деньги за его машину. Кредитка у меня где-то в сумочке, есть и наличные. Родион Прокопьевич недавно давал мне. (Годеонов регулярно давал деньги Любе, говорил, что это из Мишкиной части, а то просто для девочки от дедушки на витамины и игрушки. Люба краснела, но брала. Хоть и было все в доме: для внучки и Лиза, и Родион Прокопьевич покупали все, даже много лишнего, и Любе тоже, но молодой маме и самой хотелось порой пройтись по магазинам. Вот и брала деньги.) Завтра верну Мише кредитку и часть наличными. Я же брала из его денег, когда меняла окна, - решила женщина.
И, наконец, к утру её сморил сон. И Люба неожиданно для себя проспала. Нюся всегда хорошо и долго спала в доме бабушки и дедушки. А сегодня дочка проснулась только в десять часов утра. И Люба тоже. Нюся просыпалась перед этим, но Люба так хотела спать, она положила девочку к себе, дала грудь, малышка пососала, и обе задремали. Женщина даже не слышала, как уехали Лиза и Родион Прокопьевич, как пришел сторож, что-то делал в саду. Ахнув, что уже много времени, Люба быстро сварила манную кашу, покормила дочку, самой кусок не лез в горло, быстро собралась, хотела позвать с собой Лизу, и только тут выяснила: ни её, ни Годеонова не было уже дома.
-- Куда это они исчезли? - подумала Люба.
На столе нашла записку: "Вернемся к обеду".
-- А, - вспомнила Люба, - к врачу поехали. Лиза мне вчера говорила. Что же они меня не разбудили?
Она представила себе, что Лиза решила её разбудить, а Родион Прокопьевич, узнав, что обе, мать и дочь, спят, наверняка, изрек свою любимую фразу:
-- Будить ребенка! Сейчас. Так я и позволил разбудить внучку. Пусть малышка спит, сколько хочет. Сама проснется, когда надо.
А может, и оба решили не будить их. Они души не чаяли в малышке. Вот и проспала в результате Люба. А Михаил сам так и не пришел. Ну что же, значит, надо идти Любе.
Женщина вынесла во двор коляску, положила туда пакет для Михаила, в котором находилась кредитка и деньги, позвала верную разжиревшую и обленившуюся Сяпку, которая в результате ухода Лизы превращалась в изнеженное домашнее существо, и пошла искать Михаила. Дождь кончился рано утром, все просохло, лишь чувствовалась небольшая свежесть. Но жаркое солнце обещало, что это ненадолго, скоро опять повиснет зной. Когда Люба подошла к старому дому Мишкиных родителей, то вспомнила, что забыла второй пакет - с соками и бутылочкой воды для Нюси.
-- Не буду возвращаться, - решила женщина, - плохая примета. Обойдусь. В конце концов, у меня Нюся редко пьет водичку. Да и если захочет пить, можно покормить грудью. Так что иду дальше.
Дочке было десять месяцев, она кушала все: и кашку, и супчик, и овощи с фруктами, и мясо понемногу варили ей, но Люба не решалась бросить кормить её грудью, лето стояло жаркое, знойное.
Дом Зои стоял по-прежнему мрачный, с заколоченными окнами. Непохоже было, что здесь есть люди. Но калитка была распахнута. Сяпка куда-то уже полезла в сторону полуразрушенного сарая, наверно, учуяла очередную мышь, пошла поразмяться немного. Замка на двери не было. Люба постучала в заколоченное окошко, никто не ответил. Женщина взяла дочку на руки, оставила коляску во дворе, вошла в полутемный дом. Мишка был там. Он спал на старом диване, что стоял рядом с входной дверью. Не сразу и проснулся. Люба с дочкой на руках присела на диван в ногах мужчины, с жадностью вглядываясь в дорогое лицо. Как долго не было Миши! Выглядит уставшим, похудел. Будить было жалко. Дочка вертелась, не хотела сидеть на руках, агукала, показывала ручкой на спящего. Она, конечно, разбудила Михаила.