Отражение дрогнуло и растеклось, растаяло. В зеркале была только комната и Ларт – я благоразумно отошел.
Мой хозяин приблизился к зеркалу, внимательно на себя посмотрел, извлек из кармана гребешок и тщательно расчесался.
– Ах, ты... – пробормотал он в замешательстве. – Клянусь канарейкой... Дрянь, не верю...
Выскользнув из его руки, костяной гребешок раскололся на мозаичном полу.
Когда-то Руал Ильмарранен умел летать.
Теперь он с трудом мог в это поверить – так тянула его земля.
Земля издевалась над ним, плясала под ногами, как утлая палуба в шторм; земля не желала подчиняться и не желала отпускать. Дорога то и дело ускользала из-под прохудившихся подошв, подсовывая вместо себя гнилые ямы, рытвины и пни. Руал был близок к отчаянию.
Сгущалась ночь.
Незаметно подкрался и обступил Ильмарранена со всех сторон низкорослый, больной лесок.
Руал окончательно сбился с дороги.
– Очень глупо, Марран, – сказал он сам себе запекшимися губами. – Глупее исхода не придумал бы и мельник Хант!
Тут под его ногой подломился с треском трухлявый сук, и Ильмарранен рухнул в груду истлевших прошлогодних листьев.
...До чего теплым был золотой песок на речном берегу, под обрывом! В песке этом ползали, обуянные азартом, двое подростков, а между ними – на утрамбованном пятачке – разворачивалось муравьиное сражение. Черными муравьями командовала Ящерица, а юный Марран – рыжими.
Полководцы припадали к земле, подхватывались на ноги, лазали на четвереньках, отдавая неслышные уху приказы покорным и бесстрашным «солдатам». Некоторое время казалось, что силы равны, потом рыжая армия Руала вдруг беспорядочно отступила, чтобы в следующую секунду блестящим маневром смять фланг черной армии, прорвать линию фронта и броситься на растерявшуюся Ящерицу.
– А-а-а! Прекрати!
Муравьи уже взбирались по ее голым загорелым рукам. Она прыгала, вертелась волчком, стряхивая обезумевших насекомых. Черная армия распалась, потеряла управление, перестала существовать.
Марран сидел на пятках, утопив колени в песке, и улыбался той особенной победной улыбкой, без которой не завершалась обычно ни одна из его выходок.
– Ну, что ты теперь скажешь? Что тебе мешало выиграть на этот раз?
С ее языка готова была сорваться отповедь – и вдруг она нахмурилась, ей почудился кто-то наверху, далеко, над обрывом.
– Руал... По-моему, там Легиар... Может, нам лучше уйти?
Он сощурился:
– С чего бы это?
– Мы ведь на его территории... Может, он не любит, чтобы чужие приходили и колдовали у него под носом?
Марран потянулся, бросил насмешливо:
– Ты мне зубы не заговаривай! Сдаешься, не хочешь больше играть – так и скажи... Мне тоже надоело колдовать вполсилы... Ты же с тремя десятками муравьев справиться не можешь!
Девушка вспыхнула:
– Зато ты хвастаешься в полную силу, и даже сверх всяких сил! Целуйся с муравьями своими!
Он смешно сморщил нос и протянул:
– Ну, целоваться я хочу с тобо-ой...
Следующие три минуты они возились, как щенки, на недавнем поле боя, хохотали и набивали полные рты горячего песка.
– И почему ты такой задавака, Марран, – говорила Ящерица, когда они лежали рядом, сморенные зноем. – Будто бы все можешь...
– А я все могу! – мальчишка подпрыгнул, будто подброшенный пружиной.
– Вот пожелай чего-нибудь!
– Муравьиную пирамиду, – сонно бормотала девушка, – и чтобы вокруг нее был хоровод, а сверху один муравей махал белым флажком...
– Всего – то?!
Ящерица вскочила, вскрикнув, потому что все муравьи округи за две минуты собрались на месте, где только что покоился ее локоть.
Рыжие, красные, черные, забыв о насущных делах, выполняли поспешно прихоть маленького мага. Девушка смотрела, полуоткрыв рот:
– Эй, Марран... Я пошутила вообще-то...
А муравьиный хоровод уже кружился, а пирамида все росла и росла, а Руал Ильмарранен, красный от напряжения, пританцовывал вокруг, шевелил губами, водил пальцами и приседал:
– Ну, флажок! Давай же!
Флажок не получался.
Ящерица уже презрительно скривила губы, когда на вершину пирамиды выбрался-таки изрядно помятый рыжий муравей с лепестком маргаритки наперевес. Марран подскочил с победным воплем.
– Да, это достойно, малыш, – сказали у него за спиной.
Ильмарранен обернулся – перед ним стоял человек, о котором он много слышал и которого впервые видел так близко – великий маг Ларт Легиар.
Ящерица побледнела под слоем загара и резко дернула Руала за рукав. Тот, не глядя, высвободил руку.
– И чей же ты такой мальчик? – спросил Легиар мягко.
– Ничей, – настороженно отозвался Марран. – Свой. А что?
– Ничего, – пожал плечами маг. – Просто хотелось бы знать, кто твой учитель.
– Никто...
– А врать-то зачем? – удивился Легиар.
– Он не врет, – поспешно заступилась Ящерица. – Он самоучка. И вообще мы уже уходим, – и дернула Руала изо всех сил.
Легиар чуть повернул голову, посмотрел сквозь девушку и обратился опять к Руалу:
– А ты никогда не думал, что время муравьиных игрищ когда-нибудь закончится?
Марран смотрел на него исподлобья.
– А в мире, мальчик, есть другие... маги, и кому-то из них ты помешаешь, а кто-то станет союзником... Если ты этого захочешь, конечно, – добавил колдун и внезапно, вдруг обернулся огромным грифом, хрипло крикнул и взмыл вверх.
Руал, на секунду растерявшись, оторвал от себя пальцы Ящерицы и обернулся соколом.
Несколько секунд – или часов – две хищные птицы носились на страшной высоте, где дыхание спирало от ледяного ветра. А над берегом металась маленькая чайка – пронзительно кричала и не могла подняться выше.
Потом гриф камнем упал вниз, и, коснувшись ногами песка, стал господином Лартом Легиаром.
Вслед за ним опустился сокол – и обернулся обессиленным, запыхавшимся Марраном. Маги – молодой и матерый – некоторое время смотрели друг на друга.