— Нет-нет, я не пойду, — паниковал Федор. — Я так перед ними виноват.
— Но они ж твои дети, ты что, они все поймут, — уговаривала Клавдия.
— Ага, а последний раз, помнишь?
— Я с ними потом все выяснила. Они тебя любят, — соврала Клавдия.
— Не, давай постепенно. Только не сегодня…
— Ну куда еще тянуть? — не соглашалась Клавдия, которой хотелось побыстрее разрубить хоть этот узел.
— Не-не, я завтра позвоню, поговорю с Максом. А потом поговорю с Ленкой…
И тут они услышали из другого темного угла сдавленное хихиканье.
Клавдия вскочила так, словно под ногами у нее была гадюка.
— Кто там?! Кто это?!
— Кто здесь? — закричал и Федор.
Хихиканье перешло в громкий смех, и из темноты вывалилась девушка, которую всеми силами пытался удержать Макс.
После взаимных неловкостей и клятв в приличном поведении, выяснилось, что первыми этот уголок облюбовали Максим и Маша, с которой сын как раз и собирался познакомить мать.
— Ну я ж тебе говорил, ты помнишь?
Словом, отступать было некуда.
Этой ночью Федор ночевал дома.
Уже когда дети спали, а взрослые, устав от любовных ласк, лежали в обнимку, отдаваясь наступающему мирному сну, Федор вдруг встрепенулся, вскочил с кровати и бросился вон из квартиры.
Клавдия даже не успела его остановить, потому что через секунду он влетел обратно, держа в руках огромный полиэтиленовый пакет.
— Тю, чуть не забыл. Это ж я тебе. Ну-ка померяй.
И он вывалил на кровать мягкое, переливающееся, тонко пахнущее, элегантное, дорогущее чудо.
— Шуба… — пролепетала Клавдия.
Ну какая женщина устоит, чтобы тут же не примерить норковую шубу?
Клавдия надела ее на голое тело.
Федор после этой примерки уже спать не мог. И Клавдии не давал уснуть, ну прям мальчишка какой-то…
ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТИЙ
Есть такая игра — нужно из маленьких бесформенных разноцветных кусочков сложить картинку. На всех книжных развалах продается. Игра скучная и долгая, в которой сам результат совсем не стоит тех усилий, которые на него затрачены.
Именно эту игру и напоминала работа, которую должна была теперь провернуть Дежкина. И провернуть в кратчайшие сроки. Сопоставлять улики, сотни раз перечитывать протоколы вскрытий, протоколы допросов, протягивать от одного к другому тонкие, непрочные ниточки и стараться нарастить их до состояния толстого, нервущегося троса. Иначе в суде все развалится, как через два месяца разваливается дачный домик, построенный за неделю шабашниками.
А не клеилось тут многое. Строго говоря, почти ничего не клеилось, хотя на первый взгляд дело выглядело ясным, как стеклышко.
Если это Карев убил, а тут сомнений почти не осталось, то почему все остальное не сходится? Почему на машинке не обнаружено следов крови? Ладно, эти следы он мог уничтожить. Но мотив? Даже у самого сумасшедшего маньяка есть вполне конкретный мотив. Мотив, который этот маньяк может четко и ясно изложить. Карев же лепечет что-то невнятное про то, что женщина порочна по своей сути, что женщин даже в священники не берут, что Ева совершила первородный грех и теперь все женщины должны нести за это наказание. Ну хорошо, допустим. Но почему тогда только блондинки в шубах? Они что, более грешны, чем брюнетки в пальто или шатенки в куртках? Какая-то ерунда. Да и на молитву к нему в основном одни женщины ходили, хоть и пожилые. Их ведь он не перерезал. Какая-то чушь…
На все эти вопросы должен ответить Кленов, который вот уже час как уехал на допрос. Вернется наверняка только к вечеру. А до того времени остается только сидеть и ждать, убивая время заполнением всевозможных бумажек. Игорь поехал в архив, подробнее заниматься Хабаровском, Беркович опять на каком-то выезде.
— Привет, госпожа следователь.
Чубаристов застрял в двери, словно не решался войти.
— Заходи, Виктор. Чаю хочешь? Пирожки есть.
— Не без удовольствия. — Чубаристов вошел и сел. — Ну что, готова выслушать меня?
— Готова. — Клава захлопнула папку и полезла в стол за стаканами. — Давно готова.
— Видишь, я раньше срока. Ведь неделя еще не прошла. М-м, какая вкуснятина. Может, мне жениться уже пора?
— Давно пора.
— Уверена? — посмотрел на Клавдию Виктор.
— Да, уверена, — лучезарно улыбнулась Клавдия.
— Так надо понимать, что у тебя на семейном фронте…
— На семейном фронте фронта больше нет.
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Так вот ты про спортсменов спрашивала. И так все шишки на мою голову…
— А ты там с какого боку? — Клава пододвинула Виктору стакан. — Осторожно, горячий.