— Кровь, — вдруг тихо произнес Карев.
— Что? — Николай Николаевич замолчал.
— Кровь, — повторил тот. — Я увидел у нее кровь… там.
— Менструация?
— Да. — Карев покраснел. — Прямо оттуда. Меня стошнило.
— Понятно. — Кленов глубоко вздохнул. — Это вызвало у вас такое отвращение, что вы долго не могли смотреть на женщин без чувства гадливости. Но они были везде. Во дворе, на улице, в школе, дома. Особенно дома. С мальчиками вашего возраста вы не общались или почти не общались, а девушки были вам противны. И тогда вы начали ходить к соседу-священнику. Я все правильно говорю?
— Да, правильно.
— Он часто повторял вам о любви к Богу, и ваше сексуальное чувство переориентировалось на религию. Вы стали получать удовольствие от молитв, четкого соблюдения всех правил, постов и тому подобного. А главное — от того, что все прихожане в церкви этого священника жутко боялись. Он ведь был строгим?
— Жутко строгим. — Дьячок кивнул. — Не то что…
— Вам нравилось, что все целуют ему руку, кланяются, когда он к ним обращается. Это поклонение очень вас привлекало. Поэтому вы и решили пойти в семинарию. Тут я уже не спрашиваю вас, прав я или нет.
Дьячок пожал плечами и опустил голову. Кленову это не очень понравилось. Но он продолжал.
— В семинарию вы поступили довольно легко. И там вас больше всего поразило, что ваши сверстники вдруг общаются с вами на равных. И вам, как ни странно, это не понравилось. Вы уже к тому времени признавали только два вида общения между людьми — или власть, или подчинение. Как в церкви. Вы не могли быть одним из многих. Тогда вы бросили семинарию и пошли в дьяконы. Или вас вышибли? За что?
— Вино, — признался Карев. — Я начал пить.
— Хорошо, оставим это. Скажите, за что вы убили первую женщину?
Дьячок вздрогнул. Посмотрел на Кленова и начал бубнить себе под нос:
— Ну, я убил Юльку потому, что она была слишком… слишком откровенно одета. Да, слишком откровенно.
Николай Николаевич вздохнул.
— Неправда. Скажите мне правду, прошу вас. И вам станет легче, и мне. Вы тогда были пьяны? Она как-нибудь подшутила над вами? Вы хотели с ней поговорить, а она не стала слушать? Или что там у вас произошло?
— Она дома меня не замечала. А потом как-то раз… попросила у меня прикурить. Я начал говорить, что женщины не должны курить, но она только засмеялась и сказала, что мне место в церкви.
— И это вас оскорбило. — Кленов закивал. — Вы попытались ее образумить, но она только еще больше вам нагрубила. Вы тогда были пьяны?
— Да, немного. — Дьячок пожал плечами.
— Что было дальше? — Кленов положил на стол черный силуэт. Человек в сутане и с крестом в высоко поднятой руке.
— Дальше я пошел за ней. — Карев краем глаза взглянул на силуэт. — Проводил ее до места, где нет людей, и попытался еще раз поговорить. Но она даже не стала слушать. И тогда я…
— Понятно. Дальше можете не продолжать. — Николай Николаевич уже вертел в руках новую бумажку. — Скажите лучше, почему вы не хотели популярности? Вы ведь сами это сказали? Мне казалось, что вам наоборот должно это льстить. Заметки в газетах, таинственный религиозный маньяк и тому подобное. Вы ведь специально покупали газеты с заметками про это. Почему?
— Покупать я стал после того, как ко мне приходил ваш сотрудник. Молоденький такой.
— Порогин?
— Да. — Дьячок кивнул. — Я немного тогда испугался, ну и стал следить за тем, что происходит вокруг этого дела. Но газетчики писали одну чушь. Какие-то сексуальные мотивы и тому подобная ахинея. Я не хотел, чтобы меня не так поняли. Поэтому и не хотел популярности. И вообще, я не убийца, я…
— Перст Божий, — перебил Кленов. — Это я уже слышал. Скажите, а почему вы ушли из церкви?
Карев зло ухмыльнулся.
— Потому, что это не храм, а гнездо разврата.
— В каком смысле? — переспросил Николай Николаевич.
— Сергий туда пускает всех, кто придет. Грехи отпускает всем подряд, крестит разную шпану, девки вечно какие-то ходют в штанах, парни волосатые. А это нельзя, не положено.
— А с ним вы говорили об этом? Что он вам сказал?
— Сказал, что двери храма для всех открыты.
— А нам он сказал совсем другое, — спокойно возразил Кленов. — Он сказал, что вы пьяный на службу приходили, что грубили прихожанам, один раз даже литургию сорвали потому, что кто-то не вовремя свечку хотел поставить. Это правда?