— Надеюсь, живой? — спросил я, подходя, пока Алекс щупал ему шею.
— Ч-черт… — только и сказал он.
Комментариев не требовалось: мой живучий хрыч, переживший еще первую заваруху на Р66, потом наше сумасшедшее бегство, и вышедший, как только что выяснилось, невредимым из руин на Ч33, не выдержал мертвой хватки советника. И теперь нам никогда доподлинно не узнать о его роли во всей этой истории…
Я укоризненно посмотрел на Алекса, но не встретил ответного взгляда: он с напряжением уставился в дальний конец зала. Оттуда к нам приближалась еще одна нескладная фигура — точная копия той, что лежала сейчас бездыханной у наших ног, сверкая в точности такой же лысиной.
— Ну вот я и дождался вас, господа! — остановившись напротив, повторил Рунге-2 (или 3?..) фразу предшественника. Окинув мимолетным взглядом свой дубль первый, он продолжил с его улыбкой: — Давайте попробуем еще раз.
— Алекс, погоди-ка! — На всякий случай я даже придержал партнера за локоть.
— Нет-нет, Ричард, не мешайте советнику: мне интересно, на каком по счету профессоре Рунге он остановится?
— Я остановлюсь на том, — ответил Алекс, не поведя и бровью, — который добровольно согласится поставить ваше предприятие на долгосрочную профилактику.
— Тогда можете расслабиться, — великодушно разрешил Рунге, — потому что я здесь именно затем и нахожусь, чтобы на ваших глазах все это выключить. Прошу вас. следуйте за мной, — он развернулся и направился вдоль линии конвейера.
Проигнорировав два черных кейса, стоявших на “раздаче”, Рунге прикоснулся к выдавшей их машине; этого оказалось достаточно, чтобы она затихла, мигнув напоследок разноцветными огоньками.
Мы двинулись следом, наблюдая, как он одаривает агрегаты, один за другим, легкими прикосновениями, гася в них жизнь.
Я на ходу размышлял о том, настоящий ли это Рунге, или его очередной клон? Странным было его равнодушие к участи предшественника, как, видимо, и к собственной. Ведь клоны — такие же люди, и они должны не меньше нашего страшиться смерти. А вот Алекса заботили совсем иные вопросы:
— Как мы можем быть уверены, что после нашего ухода все это не будет включено? — спросил он.
— Это неизбежно будет включено, — ответил, не оборачиваясь, Рунге, — но, думаю, не раньше, чем через несколько тысяч ваших стандартных лет.
— Что значит “ваших”? — нашел наконец я зацепку для вопроса. — Вы что, хотите сказать, что вы не наш? — я растерянно поглядел на Алекса.
— То есть не человек? — с усмешкой развил он мою мысль. — Вы угадали. В какой-то мере, — спокойно ответил Рунге. — Я только воплощение принципа мировой саморегуляции, или, если хотите, функциональное звено в механизме стабилизации данного участка Вселенной.
Мы с Алексом переглянулись, словно спрашивая друг у друга: “А ты веришь, что этот лысый перец, идущий впереди, — воплощение разума Вселенной? Новый мессия?”
— Я правильно понял, — сказал Алекс, — что вашего следующего прибытия с инфинитайзером под мышкой следует ожидать через несколько тысяч лет?
— Да, такова примерная периодичность моей работы. Вы, люди, — наверняка не последние и далеко уже не первые нарушители стабильности мироздания в моей области.
— Что, были и до нас? — едко полюбопытствовал Алекс.
— До вас были те, кого вы называете аспидами. Поистине совершенные завоеватели пространств. Во избежание рецидива, в новом витке они были лишены свойства, именуемого инициативой.
— А граллы? — спросил я, начиная подозревать неладное.
— Были и граллы. Бессмертие ожесточает, — туманно намекнул он. Но я, кажется, понял намек.
— Значит, эти, во избежание рецидива, сделались неразборчивы в еде?
— Да. Они стали пожирать даже себе подобных, не исключая ближайших родственников и собственных детей.
Я похолодел. И задал последний, наиболее важный вопрос:
— Ну а чем же ее величество Мировая Стабильность наградит оставшееся человечество, чтобы оно больше не высовывалось?
— Об этом вы скоро узнаете, — сказал он, касаясь последнего аппарата, и обернулся к нам с многообещающей улыбкой.
Мне, честно говоря, было не до улыбок, а вот Алекс усмехнулся:
— Рассчитываешь зародить в нас веру, Твое Святейшество?
В ответ на мой недоуменный взгляд он пояснил:
— Перед тобой руководитель КОЗа (“Так вот почему “старый козел”, — догадался я), он же, как я понимаю, профессор Рунге, он же главный директор и создатель этой фабрики. Сначала он подпустил к нам своего клона, — Алекс кивнул в противоположную часть зала, где вытянулось на полу серое тело, — а теперь заговаривает зубы, надеясь уйти живым.
Его Святейшество старый хрыч Рунге пожал плечами — жест выглядел крайне беззаботным:
— Я ненадолго задержался здесь в ожидании вашего прибытия, хотя Система могла быть остановлена и без вас, — сказал он. — Просто мне хотелось взглянуть в последний раз на вас обоих.
— Так вы поджидали нас здесь специально для торжественного выключения? — наконец-то усмехнулся и я. — С чего бы такая честь?
— Ни одна сильная раса, сумевшая завоевать Галактику, не уходит без борьбы, — ответил Рунге. — Это всегда агония для масс и испытание для лучших, но и они обречены на поражение, коль скоро речь идет о мировой предопределенности. Вы — первые, кому удалось войти в этот зал вовремя. Знание — единственная награда достойнейшим из проигравших.
— С какой стати ты записываешь нас в проигравшие? — Алекс угрожающе прищурился. — Мы разгромили твой КОЗ, мы сумели прийти сюда, и сколько бы ты ни изображал добрую волю, но это мы заставили тебя отключить производство!
— Вы двое, безусловно, выиграли, — смиренно согласился Рунге. — Но ваша раса проиграла.
— Все, что ты тут наплел, — не более, чем твоя собственная выдумка, положенная в основу культа. Ведь ты не зря поставил все это на религиозные рельсы: инфинитайзер — неплохой аргумент в деле веры, с ним можно объявлять себя пророком мирового разума, и толпа пойдет за тобой, не подозревая, что в основе новой религии — бред старого параноика!
Впервые на моей памяти жесткое профессиональное спокойствие изменило Алексу. Он просто не хотел, не мог поверить в то, что наша победа, после стольких усилий вырванная у судьбы, ничего уже не изменит и никого не спасет.
— Мы сумеем возродить наше, человеческое господство, — твердо проговорил Алекс, — и скоро вернемся сюда, чтобы разнести в пыль твой проклятый астероид.
— Мало ли в Галактике астероидов, — мимолетно улыбнулся Рунге. — А непреложная истина останется таковой, вне зависимости от вашей веры в нее или неверия. Но доказательство своей доброй воли я вам все же предоставлю…
— Будь любезен! — С этими словами Гор сделал короткое резкое движение рукой.
Если бы я это предвидел, то нам с советником, возможно, впервые пришлось бы помериться силами в рукопашной.
Но было уже поздно.
— Зачем?.. — только и спросил я, глядя, как Рунге падает, схватившись обеими руками за горло, куда по самую рукоятку вошел брошенный Алексом стилет. Как выяснилось, советник, в отличие от меня, не совсем разоружился. Во мне зашевелились было неясные подозрения, но тут же бессильно увяли: в чем его можно было подозревать в довершение всего? В собственном отдельном заговоре? Бред. — Послушай, Алекс, он же говорил о каких-то доказательствах!
— А-а, своей доброй воли? — Алекс был непоколебимо скептичен. — А зачем это нам теперь — для смягчения его приговора? Вот лучшее доказательство, — он выдернул нож из шеи еще возящего ногами Рунге. Кровь плеснула волной, советник вытер лезвие об его костюм и спокойно произнес: — Будь он мессия — его бы и деструктор не свалил.
— Если только его миссия уже не закончена, — буркнул я.
Алекс взглянул на меня с оттенком сочувствия:
— Этот редчайший гений — с чем я не спорю — был глубоко болен, с психической точки зрения. Такие сумасшедшие бывают дьявольски хитры и изобретательны. Вот даже и ты, я вижу, ему поверил, хотя его адепты и обозвали тебя еретиком.
На самом деле я не то чтобы проникся верой. Но слова Рунге на многое проливали свет, складывая разрозненные элементы событий, хаотично толкавшиеся в моем сознании, в целостную и безупречную картину.