- Дети? – переспрашивает Джоанна с сарказмом. – Ты из вымершего вида романтиков, Мелларк.
Ее можно проигнорировать.
- Такое было и до Капитолия, до пыток, до начала Квартальной Бойни. Мне снилось, будто она умирает, я просыпался, и видел ее спящей. А сейчас я просыпаюсь и знаю, что кошмар, на самом деле, не кончился. Я жив. Она мертва. Первое время меня это радовало, а потом этот доктор меня вылечил.
Джоанна трясется теперь от смеха.
- Давай найдем этого доктора и убьем? – спрашивает, вытирая выступившие слезы. – Лучше бы он сказал всем, что мы безнадежны, что проще нас убить, чтобы мы не мучились сами и не мучили других. Это было бы правильнее, так? – Пит качает головой. – Ах, ну да. Если мы выжили в мясорубке, значит, мы не должны были стать фаршем. Значит, из нас должно получиться что-то еще.
Джоанна тушит сигарету о собственную ладонь, и Пит подскакивает, как ужаленный.
- Ты второй раз с дерева упала?!
Джоанна опять закатывает глаза.
- Я родилась в Седьмом Дистрикте, я росла на деревьях, - заявляет самодовольно.
- Нужно подержать руку под ледяной водой, - не слушает ее Пит. Они подносит ее ладонь близко к глазам, и кажется, что он близорук. Джоанна резко вырывает руку, и в глазах ее появляется ужас.
- Не нужно, Пит. Это только… Это пустяк, он сам заживет.
Она ненавидит воду. Старается как можно реже ее включать, и то лишь в самых экстренных случаях. Пит знает, почему. Питу тоже довелось пройти через пытки электричеством, но сейчас он будто сам становится одним из ее истязателей. Ее ужас придает ему сил, позволяет просто закрыть глаза на несостоятельность только что возникшего в его голове плана. Он уверен, что все сделает правильно, и он знает – она будет сопротивляться.
Она кричит, упирается ногами, бьет его, стараясь попасть по лицу. От ее ногтей остаются длинные царапины, но Пита не может остановить боль. Он хочет спасти хоть кого-нибудь, он устал видеть, как все вокруг него медленно гниют заживо под пластами своих кошмаров, подпитываемых ужасами, происходившими с ними в прошлом.
- От этого страха пора избавляться, - говорит он Джоанне на ухо.
Наверное, все это время, она и подумать не могла, насколько он сильнее ее. Такой отстраненный, с такой доброй улыбкой, разговорами о Китнисс Эвердин, он ведь казался тем мальчишкой, который трясся, выходя на сцену на Жатве. Все считали его слабаком. Влюбленным слабаком. Все ставили на нем крест даже тогда, когда он расправлялся с врагами, спасая задницу Эвердин. Все всегда считали его слабаком, но он не был слабаком. Он держит ее так крепко, будто хочет переломать все ребра. Он не чувствует боли от ее ударов, а она извивается, осыпает его грязной бранью, но не может ничего сделать. Ад длится до двери в ванную. Она думает, что ему не удастся включить воду так, чтобы она не сумела вырваться, она готова прогрызть ему руку до кости, но не допустить того, что он собирается сделать. Нет, Пит, так страхи не лечат.
От ее крика, переходящего на визг, а потом на хрипение, закладывает уши. В ванной она переворачивает все вверх дном, но вырваться у нее не получается. Воду он включает, наверное, силой мысли, и стоит с ней, как последний дурак, под струей едва теплой воды. Она уже не хрипит.
- Видишь, это не больно, - шепчет он ей на ухо. Она выше, она слабая и легкая, как тряпичная кукла. – Это только вода, Джоанна. В ней нет никакого тока. Видишь? – он должен добиться от нее хоть какого-то ответа, и на самом краю сознания он думает, что завтра проснется в этой ванне с перерезанным горлом. Или с головой, из которой зрелищно будет торчать топор. – Джо?
Она дышит. Не сопротивляется, когда он вылезает из ванной за полотенцами. Сидит, съежившись, обнимает колени руками и смотрит куда-то в сторону. Поймать ее взгляд не удается. Пит корит себя за такой поступок, думает о том, что нужно было сперва прочитать тонны книг по психологии, или, на крайний случай, обговорить подходящие методы лечения с доктором Аврелием. Хотя бы по телефону. Ему становится страшно, когда она позволяет себя раздеть, вытереть махровым полотенцем, переодеть в пижаму. Она смотрит куда-то в сторону, и взгляд у нее остановившийся, такой же, какой, наверное, был у него, когда он стал пить таблетки, избавляющие от эмоций. У нее сухие, растрескавшиеся губы, капли воды стекают по щекам, но это вовсе не слезы.
Она покорно ложится на свою кровать, покорно накрывается одеялом. Она – кукла, Пит ненавидит себя за опрометчивость, и садится на пол у кровати, обдумывая то, что сделает завтра. Подождет, когда установят телефон. Наберет номер доктора Аврелия и во всем покается.
Его зовут Пит Мелларк. Ему восемнадцать лет, и он непроходимо туп.
Жуткая ночь и не думает заканчиваться.
Джоанна Мейсон лежит в своей постели с открытыми глазами.
…
Кто-то включает в ванной воду, Пит дергается, просыпаясь, больно ушибает локоть о стену, подскакивает, и, не обнаружив на кровати Мейсон, рысью бежит на шум льющейся воды. В ванной после вчерашнего никто не убирал, и заходить в нее страшно. Пит ожидает увидеть все, что угодно. Джоанна Мейсон, с тем же застывшим взглядом, стоит в ванной под струей холодной воды. На ней уже знакомая Питу пижама.
- Джо? – спрашивает он робко. Она поворачивает в его сторону голову.
- Ты прав, - говорит отстранено. – Ток здесь не предусмотрен.
- Ты в порядке? – уточняет он, перекрывая кран. Вода ледяная, Джоанну трясет, от полотенца она почему-то отказывается, и идет в комнату как есть, в мокрой пижаме. – Вижу, что нет, - Пит мягко берет ее за запястье, и получает сильную пощечину.
Не то, чтобы он рассчитывал на объятия после того, что сделал, но пощечина его расстраивает. За ней следует и вторая, но вторую он успевает перехватить. Спокойно начавшееся утро опять заканчивается потасовкой, Джоанна опять кричит и вырывается, но расстановка сил между ними прежняя, поэтому и заканчивается все так же, как раньше.
Он опять накрывает ее одеялом, и она едва не впивается в его руку своими зубами. Глаза ее, красные от слез, смотрят на него с обидой и злостью. Но она реагирует на него, значит, все не так плохо. Хуже будет, когда в ее руки попадет топор. Или хотя бы нож, но о совсем мрачных перспективах Пит старается не думать и из комнаты уходит. Весь день он ждет удара в спину, но Джоанна спит – или делает вид, что спит. Ее не будят мужчины, устанавливающие на кухне телефон, и не будит Пит, путающий кнопки на аппарате и трижды попадающий не туда, куда нужно.
Кажется, будто доктора Аврелия хватит удар, когда он узнает голос своего пациента. Сбивчивый рассказ выслушивает с поразительным спокойствием, и обещает приехать сегодня. Обещание свое выполняет, но только через три часа, которые способны свести с ума нормального человека, а Пита Мелларка никто не может назвать нормальным человеком. Впрочем, Пит все три часа проводит с пользой, убирая разгромленную ванную и не забывая изредка проверять месторасположение Джоанны Мейсон. Удара в спину он продолжает ждать и после того, как доктор приходит. Очень бледный доктор, стоит отметить. Когда Аврелий просит Пита из комнаты убраться, Пит закусывает губу. Взгляд доктора просит его остаться здесь, и какое-то время Мелларк мечет между здравым смыслом и милосердием. Здравый смысл советует ему не только уйти из комнаты, но и из страны уехать, сменив имя, и, по возможности, пол.
Тихий разговор между врачом и пациенткой занимает около получаса.
- Радикальные методы лечения я не приветствую, - заявляет Аврелий, появляясь из комнаты целиком, а не по кускам, как Пит ожидал. Видимых повреждений иного характера на нем тоже нет. – Но, кажется, ей пойдет на пользу такая встряска. Вот эти таблетки нужно будет купить. Режим их приема я тоже написал на бумажке, - он действительно оставляет возле телефона какую-то бумажку и медлит около двери. – Сейчас она не хочет тебя видеть, поэтому оставь ее на время в покое. И… позвони мне завтра, хорошо?
Кажется, доктор хочет добавить что-то вроде «если будешь жив», но не добавляет, а всего лишь ободрительно прикасается к плечу Пита и вздыхает. Нужно было свалить из страны, когда было время, обреченно думает Пит, и, не зная, чем себя занять, не чувствуя ни голода, ни желания предложить Джоанне поесть, возвращается к чистому мольберту.