- О, мой Бог, - восклицает Эффи громко, но поспешно прикрывает рот рукой. – Немедленно убери свои ноги со стола. Это же красное дерево!
Хеймитч заливисто смеется, и ноги не убирает, дожидаясь, когда Эффи подойдет ближе. Выглядит она довольно решительно, руки ее сжаты в кулаки, а глаза воинственно прищурены. Но пьяного Хеймитча невозможно впечатлить.
- Ой, да ладно тебе, - фыркает Хеймитч заплетающимся языком, - красное дерево не пострадает.
Конечно, он прав – весь стол завален какими-то бумагами, и это равнодушие злит Эффи еще больше.
- Немедленно, - повторяет она очень внушительно, становясь подле игриво настроенного Эбернети.
- Как скажешь, солнышко, - отвечает тот и мгновенно грустнеет, - была бы на твоем месте Китнисс, она бы на мне живого места не оставила, - с тяжелым вздохом бывший ментор Двенадцатого Дистрикта неловко встает, часть бумаг ворохом летит на пол, Эффи всплескивает руками и торопливо начинает собирать бумаги обратно.
Пит наблюдает за всем происходящим довольно равнодушно. Хотя не может удержаться от попыток Хеймитча помочь девушке. От попыток этих, стоит сказать, становится только хуже. Хеймитч едва удерживает равновесие, пальцы слушаются с трудом, и Эффи бьет его по рукам, моля уйти куда-нибудь подальше. Внезапно голос ее прерывается. Вырванная из пальцев Хеймитча бумага меняет ее выражение лица до неузнаваемости. Ее губы дрожат, ей будто становится очень плохо, и она вынуждена опереться на стол из красного дерева.
- Что это с ней? – спрашивает как-то очень тихо Мейсон, закрывая за собой дверь. – Вы здесь так орете… - объясняет свое вторжение, глядя на Пита, - так и хочется составить вам компанию.
Разумеется, в ее взгляде нет ни смущения, ни стыда, но Пит подходит к Эффи, за спиной которой раскачивается Хеймитч. Эбернети пытается сфокусировать свой взгляд на тексте, так поразившем Эффи, но получается у него не сразу. А когда получается, происходит чудо. Бутылка коллекционного коньяка просто испаряется из его организма.
- Что там, Эффи? - спрашивает Пит тихо, но не хочет слышать ответ. Лицо Хеймитча говорит ему о многом. О том, например, что он не хочет знать то, что способно резко привести в чувство пьяницу со стражем.
- Здесь… - выдавливает Эффи с трудом, и прикусывает губу, - здесь написано, что…. – она опять не договаривает, и опять собирается с силами. – Пит, здесь сказано, что Китнисс Эвердин жива.
========== ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, в которой Пит Мелларк показывает себя не с лучшей стороны ==========
Пит дважды пробегает заполученный смятый отчет глазами, сверяет даты. В отчете не говорится о том, что Китнисс Эвердин жива. В отчете не говорится о том, что Китнисс Эвердин вообще когда-либо умирала. В отчете, похожем на докторское заключение, написано, что состояние Китнисс Эвердин, находящейся в коме, стабильно. Доктор, излагающий свою мысль сухим врачебным языком, отмечает, что наравне с отсутствием угроз для жизни, отсутствуют какие-либо благоприятные изменения. Дата – полторы недели назад. В конце отчета подпись, ничего не говорящая никому из находящихся здесь, и имя доктора.
- Кто бы сомневался, - фыркает Джоанна, и непонятно, о чем именно она говорит: о том, что Китнисс Эвердин жива, или о том, что ее лечащим доктором до сих пор является Аврелий.
Пит отправляет эту бумажку обратно на стол и систематически изучает прочие залежи бумаг. Непозволительная роскошь оставлять подобные документы на столе в незапертом кабинете, в квартире, в которой сейчас так много приглашенных со стороны гостей. Непозволительная роскошь для столь продуманного человека, как Плутарх Хевенсби, думает Пит, изучая бесконечное число отчетов.
Хеймитч, все еще растерянный и с трудом осознающий происходящее, отпивает из бутылки и передает бутылку Джоанне. Та сосредоточенно изучает этикетку, а потом, зло сплюнув, пробует коньяк. Эффи, не двигаясь, с поникшими плечами, стоит там же, где и сделала столь сенсационное открытие. Она первой видит в дверях кабинета уставшего хозяина, но она не пытается никого предупредить об этом. Просто стоит и смотрит, как смотрит на удава кролик, находящийся в парализующем оцепенении.
- Не думал, что мы все соберемся здесь стихийно, - добродушно говорит министр связи, пристальным взглядом изучая лица всех собравшихся. Пит, бросив на него один-единственный взгляд, не прекращает своего преступного занятия, и обнаруживает старые отчеты доктора Аврелия, касающиеся его самой известной пациентки. Хеймитч хватается за голову. Джоанна облизывает губы и стреляет глазами, в которых ненависть тесно сплетается с презрением и страхом. Эффи часто-часто моргает. Никто не говорит ни слова, и Плутарху приходится говорить самому. – Значит, я разоблачен. И маленькая тайна раскрыта. Что ж, - он хмурится, и тщательно обдумывает что-то, лоб его разглаживается, и вся лоснящаяся физиономия приобретает прежнее добродушное состояние, - рано или поздно это должно было случиться. Конечно, сейчас не лучшее время, но… Пит?
- Аврелий делал отчеты и о моем душевном состоянии, и о состоянии Мейсон, когда мы находились в больнице, - Пит говорит очень сдержанно, складывая самые интересные из бумаг аккуратной стопочкой на краю стола. – А потом отчеты стали делать посторонние наблюдатели, - другая стопочка, среди бумаг виднеются карточки фотографий. И подводит итог, который, разумеется, раньше только предполагался, и только сейчас для него нашлись доказательства: - Наша свобода фиктивна.
Хевенсби смеется.
- Ваше лечение не закончено. А в виду того, что вы пробрались в чужой кабинет и рылись в чужих бумагах, в бумагах, имеющих ценность для государства, ваше лечение вряд ли когда-нибудь будет окончено. Вы все, - обводит рукой стоящих против него людей, - потенциально опасны. Для других, - пристальный взгляд на Пита и Джоанну. – И для самих себя, - Плутарх качает головой, видя жалкое состояние Хеймитча. Эффи Бряк остается для министра невидимой.
- У вас что, других врачей нет? – подает едкий голос опасная Джоанна Мейсон. – Или по политическим преступникам, сошедшим с ума, только Аврелий и специализируется?
- У него много помощников, - спешит успокоить ее Плутарх. – И вообще, ему интересны самые запущенные случаи. Если тебе это польстит, Джоанна.
Победительница Голодных Игр из Седьмого Дистрикта морщится, но ничего не говорит. В этой комнате мало кто хочет сейчас говорить, и лица присутствующих сосредоточены до боли, но не отражают никакого желания подавать голос первым. Плутарх, со вздохом понимая, что нелегкую ношу объяснения ему придется взять на себя как законному владельцу этого кабинета, а еще как хранителю одной неприятной и опасной тайны, проходит к удобному диванчику и садится, закидывая ногу за ногу.
- Устраивайтесь удобнее, - произносит он медленно, внимательно оглядывая всех собравшихся. – Предстоит долгий разговор.
- Нет, - Пит, до этого рассматривающий бумаги, отходит от стола прочь. – Никаких долгих разговоров не будет. Не сейчас. Без меня.
Мальчишка полон решимости, думает Плутарх отстраненно. Если он и пытался когда-либо воспроизвести в своем богатом воображении сцену объяснения с ним, то в настоящий момент все идет не по запланированному сценарию. Плутарх поджимает губы.
- Отчего же нет?
- Слишком много информации, - бросает Пит, уже направляясь к закрытой двери, и даже прикасаясь пальцами к дверной ручки.
Все идет совсем не по сценарию, написанному и выверенному с таким упорством, но Плутарх вовсе не склонен к мгновенной капитуляции.
- Значит, ты не хочешь узнать, что на самом деле случилось с Китнисс Эвердин? – интересуется он равнодушно. Пит замирает у двери на мгновение- другое, потом оборачивается. Сцена объяснения почти спасена, удовлетворительно думает Плутарх, но вида не показывает. Пит медлит, отходит от двери на шаг, берет за руку неподвижную Джоанну Мейсон и улыбается.
Мальчишка никогда не улыбался так.
Плутарх изучал его улыбки со всех возможных ракурсов, как и изучал его самого. Его мотивы, поступки, то, что движет им в нестандартной ситуации – ничто не могло укрыться от Главного Распорядителя Шоу, которое не закончилось вместе с Голодными Играми, которое будет длиться до скончания веков. Ах да. Перед ним теперь не мальчишка, влюбленный в Китнисс Эвердин до беспамятства. Перед ним переродок, вышедший из-под контроля, и потому опасный.