Эти люди всегда спрашивали капитолийского переродка о Китнисс Эвердин.
Аврелий знал, что его известят одним из первых, когда Пит Мелларк сорвется. Оставаясь спокойным, засыпая по вечерам в своей постели после прочтения очередного отчета, и просыпаясь утром в той же постели, он не мог не думать о том, что однажды получит отчет, весь испачканный кровью какого-то несчастного, что случайно сорвал чеку с выпущенной на свободу им, Аврелием, гранаты. Пока все было спокойно, но только пока. Доктор помнил, как быстро он потерял бдительность в прошлый раз, и не собирался совершать такую же ошибку.
Он продолжал жить своей жизнью, настолько своей, насколько это было возможно. Но в распорядке его дней внезапно укоренились новые пункты вроде внимательного изучения сумбурных отчетов и просмотров видеозаписей из личного архива президента Сноу, которые присылала ему Пэйлор. Разумеется, он смотрел их после самой Пэйлор, и, разумеется, только те, которые она пожелала ему прислать. Пока он был уверен, что она ничего не скрывает. Пока он был уверен, что видит то же, что видит она, но не мог понять, почему она все еще участвует в этой истории, да еще так активно, будто у нее нет других забот.
Свобода Пита Мелларка была фиктивной. Иной раз доктор думал, что переродок чувствует негласный постоянный контроль. Его лицо было известно всей стране. Его история – конечно, история ненастоящая, - была известна всей стране. И люди, встречавшие его на улицах Капитолия, не проходили мимо. Каждый раз, видя на его лице такую знакомую улыбку Пита Мелларка, добрую и чуть застенчивую, доктора бросало в дрожь от мысли, что он освободил из клетки чудовище. Переродок будто следовал собственному плану, оставаясь для всех прежним Питом. Но никому, кроме него самого, не было известно о плане ничего.
Пэйлор тоже знала, что выпустила на свободу умное чудовище. Она почти не виделась со своим поверенным после того долгого и напряженного разговора, но иногда прикрепляла к передаваемым файлам записки, написанные какими угодно карандашами и ручками второпях. Доктор просматривал видео с дотошностью аутиста, и неоднократно перечитывал короткие записки. Он знал, что найдет ответы на все свои вопросы, но не был уверен в том, что успеет до начала катастрофы.
Изучение личного видео хранилища Сноу Пэйлор начала с изучения файлов, касающихся Китнисс Эвердин. Все они были подписаны однотипно, каждая надпись соответствовала содержимому. Жатва, нарезки из 74 Голодных игр, интервью до и после самого шоу, нарезки из Тура победителей, Жатва Квартальной Бойни и сама Квартальная Бойня. На видео Эвердин улыбалась в камеру, дрожала от страха и голода, мучилась от жажды, рыдала, махала рукой в очередном дистрикте, принимала цветы из рук детей, шутила и смеялась. Но Аврелий почти не видел ее саму, взгляд его, будто наверстывая упущенное, как одержимый, выхватывал то и дело мелькающую на заднем плану фигуру Пита Мелларка. Их общее пожатие во время первой Жатвы, его страдания в пещере под прицелом камер, его улыбки, его поцелуи, его безоглядная вера во взаимность поцелуев Огненной Китнисс. Но дальше доктор стал делать совсем жуткие открытия, глядя на происходящее уже совсем иными глазами.
Полные сострадания мельком брошенные взгляды Китнисс на людей из Дистриктов во время Тура победителей. Эвердин играла в любовь, но не умела играть в победительницу Игр, полностью довольную своей жизнью. Каждый жест ее, не связанный с Питом весь кричал о страдании, о несогласии с политикой Капитолия. Каждый взгляд ее был искрой, которая заставляла пламя восстания гореть сильнее и сильнее. Пэйлор не просто так считала ее случайной пересмешницей. Китнисс Эвердин не умела и не хотела бороться, но ее искреннее сожаление, ее искреннее участие, кожа, которая нет-нет, но проглядывала из-под нанесенного умелыми руками капитолийского грима – вот, что сделало ее сойкой-пересмешницей, вот, что давало повстанцам веру в то, что они могут победить.
Другое дело Пит Мелларк. Доктор Аврелий не знал, каким был сын пекаря до охмора, но показания всех опрашиваемых сводились всегда к одному: Мелларк был добрым, сострадательным человеком, желавшим помочь другим не только словом, но и действием. Что видел Аврелий теперь на многократно пересмотренных записях? Совершенно спокойного человека, которого не трогали крики беснующихся за оградами людей. Мелларк совершенно искренне целовал свою нареченную невесту, читал с карточек кем-то написанную речь, но ни разу не мелькнуло в его действиях раздражение из-за постоянного притворства. Аврелий знал, что мальчишка (на видео он выглядел совсем мальчишкой, и мальчишкой безумно влюбленным) уже знал о том, что на Играх его возлюбленная всего лишь притворялась, чтобы выжить. На самом деле между ними двумя был в то время невыносимый холод, но из них двоих во взаимную любовь играла только Китнисс, а он, искренний, обманутый в лучших ожиданиях человек, будто жил ложью, в которую безоговорочно верили другие.
С большим интересом, с большим напряжением, доктор начал пересматривать записи 74 Голодных Игр. Конкретно – те моменты, которые Сноу просто пропустил, как несущественные. И правда, которая была правдой и ложью одновременно, заставила его внутренне содрогнуться. Добрый мальчик, отзывчивый сын пекаря, прекрасно метал ножи; умение, на котором прежде никто не заострял внимания. Он же сумел провести профессиональных убийц, всего лишь парой фраз открестившись от своей влюбленности в напарницу из своего дистрикта. Более того, Мелларк – тот, прежний, еще не прошедший через охмор Мелларк, - сумел заставить этих взрослых и подозрительных типов поверить в то, что он поможет им выйти на след Огненной девушки, поможет даже убить ее. И все – спонсоры, профессионалы, зрители, - все почему-то поверили, что он, «несчастный влюбленный», еще пару дней назад признавшийся в своих чувствах к Эвердин, на самом деле был обычным подонком.
После большого объема старой, но переосмысленной информации, Аврелий уже не мог понять, где Пит притворяется, а где – нет. На старых записях ему мерещился повсюду циничный взгляд капитолийского переродка. Чтобы не сойти с ума, Аврелий хотел было прекратить безнадежное занятие, но так и не сумел оставить папку со свежим отчетом о передвижениях Пита Мелларка на столе в своем кабинете. Кажется, он начал понимать, отчего все Президенты не могли отпустить от себя эту странную пару, которая никогда не была полноценной парой.
Китнисс Эвердин и Пит Мелларк. Огненная Девушка и ее тень. Тень, которая будто была на шаг впереди. Пара фраз во время интервью перед Квартальной бойней – и восстание едва не началось в самом Капитолии. На подобный эффект не было способно даже платье, созданное умелыми руками ныне покойного Цинны. Так кем же был – и остается – настоящий Пил Мелларк?
Мысли Пэйлор шли по похожей траектории. На одной из записок она написала: «У него было раздвоение личности еще до Квартальной Битвы. Правда или ложь?» И доктор не нашел в себе сил ответить однозначно. Он уже не понимал, где правда, где ложь. Не понимал, где заканчивается Пит Мелларк и начинается капитолийский переродок. Он ждал только одного: когда закончатся записи Китнисс Эвердин, и начнутся те записи, которые президент Сноу собирал о тени Огненной девушки. Доктор подозревал, что там будет что-то, что прольет свет на происходящее сейчас.
Но он боялся правды.
Но, вместо того, чтобы с замирающим сердцем приступить к изучению записей о Пите Мелларке, Пэйлор вообще перестает присылать записи. Сперва доктор теряется и перечитывает по несколько раз отчеты о передвижениях Мелларка по Панему, пытаясь понять, какая чертова сила гоняет его сперва по Капитолию, потом по Первому и Третьему дистриктам, но сила эта, очевидно, действительно является чертовой силой, и никакой логичной системы в ней, следовательно, нет.
Доктор продолжает терпеливо ждать хоть какой-нибудь развязки, и вся жизнь его как-то медленно превращается в одно сплошное ожидание. А потом его вызывают в кабинет Президента в нерабочее время, по внутреннему телефону, который весь успел зарасти пылью из-за редкого использования.