В кабинете Пэйлор не оказывается, и доктор пеняет себе за доверчивость и почти мальчишескую скорость – так сильно он жаждал оказаться здесь, что даже не придерживался своего обычного степенного шага. К счастью, Пэйлор появляется позже, слегка удивленная скоростью выполнения своего приказа, и просит поверенного пройти за собой.
- Это что-то вроде личного кинотеатра Сноу, - говорит медленно и разборчиво, будто боясь, что ее язык начнет заплетаться от усталости в самом неподходящем моменте разговора.
- Койн умерла бы от счастья, заимев себе подобную… темную комнату?
Это действительно маленькая темная комната, которую невозможно обнаружить специально. Пэйлор просто нажимает какую-то деревянную панель над одной из картин, и дверь открывается без малейшего шума. Внутри оказывается очень темно, и доктор умудряется не споткнуться только из-за того, что поставленное на паузу видео дает какой-никакой свет. Пэйлор закрывает за собой дверь, указывает на одно из кресел; в другое устало опускается сама.
- Мне кажется или ты не спала уже несколько ночей подряд? – хмурится Аврелий.
Пэйлор нетерпеливо отмахивается. – Я скучаю по революции и свежему воздуху. Кабинетная работа просто убивает меня. А еще это, - показывает на нечеткую картинку, на которой сложно что-либо понять. – Здесь все, что собирал президент о Пите. И, знаешь, это вовсе не записи Голодных Игр.
Заинтересовать еще сильнее доктора вообще невозможно.
Но он, кажется, уже знает ответ.
- Это записи из плена Пита?
- Почти, - усмехается Пэйлор. – Ты как-то спрашивал, что такого интересного находили в двух разных людях из Двенадцатого Дистрикта три президента. Теперь меня тоже волнует этот вопрос. Потому что теперь я просто ничего не понимаю. Я совершенно запуталась во всем, что происходило здесь с Питом Мелларком.
Аврелий морщится. Он видел, что происходило с Питом. Пэйлор, будто почувствовав его скептический настрой, вздыхает. – Да, здесь есть многое из того, что ты уже видел. Пытки. Нарезки из двух Игр, два интервью. И много других разговоров. Много других разговоров почти личного характера. Ни один из этих разговор мы не видели раньше. Мы даже не знали, что такие записи существуют. Потому что президент Сноу посещал пленного Пита Мелларка почти так же часто, как я сама посещала охморенного Пита Мелларка. Но я, в отличие от Сноу, не вела никаких личных бесед. Наверное, ты должен был увидеть все это раньше, но я просто не знала, что с этим со всем делать. Потому что… - Пэйлор сглатывает, - теперь я действительно чувствую свою вину. Не потому, что отпустила на свободу переродка, а потому, что отпустила на свободу того, кого Сноу хотел сделать своим приемником.
…
Бездумное перемещение Пита Мелларка обретает страшный смысл. Первый дистрикт за два дня. Затем Третий дистрикт – уже за четыре. В Пятом и Шестом он задерживается только на полтора дня. В восьмом его интересует только взорванная фабрика. А потом, резко изменив свой курс, Пит направляется в Четвертый Дистрикт. Доктору известно, что он так и не научился плавать – помешали революция и пытки в Капитолии. Никому не пожелаешь узнать на собственной шкуре, какую боль могут причинить тамошние мастера с помощью ванны, наполненной водой. Из своих источников доктор узнает, что мать Китнисс Эвердин находится именно в Четвертом Дистрикте, и безумное перемещение переродка из одного дистрикта в другой перестает быть бездумным.
Первый и Третий Дистрикты долго хранили свою верность Сноу. Второй был пропущен переродком из-за Гейла Хоторна, теперь занимающего там одну из руководящих должностей. Восьмой пока не вписывался в общую картину, но Пэйлор восприняла посещение разрушенной фабрики как один из ножей, которыми так умело использовал бывший пекарский сын.
Она вызывает Аврелия опять поздно ночью. Кажется, будто эта стальная женщина, не переставшая пока еще быть прекрасной женщиной, вот-вот взорвется из-за собственных эмоций. Свой разговор она начинает с дружеской ноты; всякая официальность кажется ей теперь предательством самой себе.
- Я знаю, как ненавидишь ты дальние поездки, - говорит без предисловия. Конечно, доктор знает, о чем его попросит сейчас президент. Конечно, доктор знает, что к подобной просьбе он никогда не будет готов. – Верни его, - делает паузу, - живым… или мертвым.
Все зашло слишком далеко.
- Ты предпочтешь второй вариант, так?
- Я устала. Теперь он внушает мне только страх, безумный, безудержный страх, как бомба замедленного действия, которая, ко всему прочему, умеет думать.
- Ты так и не отдала мне все видеозаписи, - мягко говорит Аврелий, но Пэйлор уже не слушает его.
- Ты только подумай, что сделали с ним здесь, Аврелий, - срывается на шипящий крик. – Что, если он собирает собственную армию во имя Сноу, а мы даже не можем понять этого, хотя следим за каждым его шагом? Что, если он уже не человек вовсе? Мне кажется, что он чувствует взгляд камер, направленных на него, чувствует кожей, которую ему вживили мы же. Он выжил в аду, помнишь? Он выживал в аду уже не раз, он сходил с ума, он разговаривал и выслушивал планы Сноу, он… - она внезапно зажимает рот руками. – Я вижу в нем того, прежнего Мелларка, еще того, которым он был во время своих первых игр. Что, если мы заблуждались, наивно думая, что Капитолий его изменил? Что, если мы заблуждались во всем?
Сложно заблуждаться во всем, думает доктор Аврелий, и просит личного врача президента сделать что-то, что избавит Пэйлор от бессонницы и постоянного чувства тревоги. Пэйлор, раньше относившаяся к любому лекарству, как к опаснейшему яду, теперь принимает таблетки молча, не сопротивляясь. Она хочет заснуть и проснуться тогда, когда все будет уже кончено.
Или, проще говоря, тогда, когда Пит Мелларк, кем бы он ни был, будет мертв.
========== ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой доктор Аврелий ест морепродукты и совершает опрометчивые поступки ==========
Подумать только, но тот, кого считали всего лишь несчастным влюбленным парнем, в одно мгновение негласно становится врагом государства номер один. Аврелий пытается списать все на истерики уставшей женщины, но не может. Его переубеждают записи личных бесед президента Сноу. Конечно, выкрадывать их из темной комнаты в момент отсутствия президента на посту, не стоило, но, спустя даже несколько дней доктор думает о том, что именно этот неблаговидный поступок был тем единственным правильным поступком, который он совершил за всю свою жизнь.
Сноу чертовски убедительный оратор. Конечно, эта черта его характера стала незаметной на фоне непередаваемой любви ко всякого рода ядам и противоядиям. Но на записях, которые президент, очевидно, делал для самого себя, он проявляет свою подлинную суть политика с самой лучшей стороны. Сперва он не собирается применять пытки, он просто говорит с пленным Питом Мелларком, как с равным себе человеком. Да, он изящно угрожает, но это не тот уровень, когда от угроз волосы становятся дыбом на голове.
- Я уже говорил однажды с вашей соотечественницей, - голос у Сноу мягкий, немного вкрадчивый.
Президент сидит лицом к камере, а вот Пита почти не видно. Во всем облике Сноу чувствуется нарциссизм, самолюбование. Он будто пробует новую агитационную тактику, и после намеревается выдавить из нынешнего выступления все сильные и слабые стороны своих слов. Он одет в привычный глазу костюм, в петлице пиджака – белая роза. Аврелию кажется, что все купе его личного поезда провоняло розами.
- Я говорил ей все тоже, что могу повторить вам. Я предлагал быть с нею честным, и я был предельно честен в отношении нее. У нас не было сделки в полном смысле слова, - президент усмехается, - но она обманула меня. Бедная маленькая девочка совсем запуталась. Там, где она находится сейчас, у нее врагов даже больше, чем здесь. Но там у нее больше возможностей причинить себе вред.
- Там – это где? – спрашивает Пит напряженно.
И президент рассказывает своему пленнику все, как есть. Никто из повстанцев ничего не рассказывал Китнисс Эвердин с такой предельной честностью, с какой тиран говорит со своим пленником. Аврелий смотрит запись со смешанными чувствами из восторга и изумления, а потом вспоминает первое гласное интервью Пита Мелларка в прямом эфире. Пит говорил все, что говорил, думая, что Китнисс находится в опасности, которой не сознает. И он почти не ошибался – рядом с Огненной девушкой всегда была Койн.