сь — только бы не ее! Только бы… Зря она после французского не ушла. К доске пошел железнодорожник. Он отвечал хуже, сбивался. Даже вспотел от волнения. Учительница ему помогала, подсказывала. Но все равно он хоть что-то знал! Хоть понимал вопросы. А она… И Нора стала нетерпеливо ждать звонка. Были бы часы, поглядывала бы, как когда-то, в той школе, сколько осталось до перемены. Нора старается не думать о школе. Чтобы было как каждый вечер. Она ест оставленный на ужин хлеб. Чувствует во рту знакомый вкус. Сидит у себя в комнате, на кушетке. Может пойти к тете Яновой. Она привычно убеждает себя, доказывает, что ничего не изменилось. Все как каждый вечер. Надо только не думать о школе. Не помнить, что была там. Но она помнит. Как сидела за партой и ничего не понимала. Ни алгебры, ни физики, ни французского… Нора встает. Подходит к окну. На улице от снега и луны светло. Она привычно пересчитывает окна соседних домов. Семнадцать. И четыре крыши. А это не проходит. Парты, алгебра, физика. Может, спуститься к тете Яновой? Там будут говорить о фронте, о письмах Яцека. Но если дядя Ян спросит, как было в школе? Ведь похвасталась, что идет. Всем расхвасталась. И очень хотела встретить на улице того парня, который нес ее из леса. Она бы ему тоже рассказала, что пойдет учиться! Хорошо, что не встретила… А как размечталась! …Она, уже совсем взрослая, сидит у рояля рядом с ученицей, маленькой, в кудряшках, как соседская Рута. Нора ей объясняет, показывает. И Рута очень старательно вторит. Старается сыграть так, как Нора ей показала. Та-та, та-та-та-та. …Потом концерт. Зал полон. Сквозь дырочку в занавесе она видит отца, тетю Любу. Рядом седую голову Ядвиги Стефановны. И очень волнуется: Рута играет первой. Уже дали третий звонок. В зале гаснет свет. Нора ободряюще, как когда-то ей учительница Статкувене, улыбается Руте и выходит в полутемный зал. Замечает с края свободное место, садится. Сейчас раздвинется занавес. За ним — рояль. И сердце вдруг вздрагивает — она, кажется, забыла Руте что-то сказать. Очень важное, главное. А Рута — вот она — уже вышла. Сделала книксен. Усаживается. Почему так долго, разве ей неудобно? Неужели стул слишком низкий? Они же перед концертом еще раз пробовали его. Начала… Молодец. Хорошо. Очень хорошо. Норе хочется, как на уроке, сказать это вслух. Чтобы Рута не волновалась, играла спокойно. Хотя дети перед публикой волнуются меньше, чем взрослые. Это, кажется, говорила мама. Давно, очень давно. Когда Нора была такой, как Рута. Рута споткнулась! У Норы внутри что-то провалилось. Умница, не растерялась. Пошла дальше. Ничего. Ничего. Взрослые иногда тоже "мажут". Главное, что не остановилась. Что играет дальше. Хорошо. Молодец. А ведь раньше этот пассаж не получался. И эти тремоло не звучали. Сколько с ними намучились! Зато теперь хорошо, все хорошо… Сейчас будет кода… Аплодируют?! Да, да, конечно. Она ведь хорошо сыграла. Правда, хорошо? Нора хочет оглянуться назад. Как отец, доволен? Но только чуть повернув голову, застывает. Рядом парень, который нес ее из леса. Он узнал ее…Наклонился к самому уху. — Как нога? Нора смутилась. Помнит… — Поздравляю… — И он осторожно притрагивается к ее руке. — Хорошо ваша девочка играла. Откуда он знал, что будет играть ее ученица? Но спросить Нора не решается. Только почему-то бросает взгляд на его волосы. Тогда, на дороге, ветер их очень теребил. Теперь они лежат гладко причесанные. А сам он ей улыбается как тогда, в лесу. Вдруг Нора открывает глаза. Не будет концерта, учениц! Ничего этого не будет! "Нас из жизни выбросило". "Тетя Аня, но мы же вернулись!" "Конечно…" Вернулась! Вернулась! И больше не надо бояться, что убьют, не надо прятаться. Она может ходить куда хочет. А ведь уже так привыкла к этому, что даже забывает радоваться. Нет-нет, она радуется! Но она хочет и музыки. Хочет учить детей. И чтобы в школе был концерт… И чтобы в зале сидел отец… Но этого не будет. Она смотрит на потолок. Там отсвет окна. Ее окна. И комната эта ее. И хлебные карточки у нее есть, "В тысяча двести шестьдесят втором году Миндаугас заключил союз с владимиро-суздальским князем Александром Невским для похода против крестоносцев". Она запомнила! Но алгебра… "Не зная предыдущего, нельзя понять дальнейшее". Кто это говорил? Кажется, в той школе, до войны. Там она и физику понимала. "Нас из жизни выбросило…" Норе казалось, что она совсем не спала. Утром, когда собиралась на работу, ей уже не так тяжело было, что она не пойдет больше в школу. Людмиле Афанасьевне и Марите она ничего не скажет. Отцу тоже. А тетя Аня, наверно, даже не удивится, когда Нора после работы опять зайдет к ней в кассу. Как всегда, поможет сосчитать выручку. Тетя Аня заполнит рапортичку. На улицу тоже выйдут вместе. Дома у тети Ани растопят печь. На столе всегдашняя коробочка с сахарином. Будут пить чай, разговаривать… Нора мысленно повторяла это. Будто репетировала. Чтобы вечером было совсем так же. Как всегда. Но когда пришла на работу… Сперва не поняла, что за гора высится на столе товарища Астраускаса. Книги! Три стопки книг. Задачник по геометрии для седьмого класса. Хрестоматия. Учебник алгебры. Литовская грамматика. Так это же… Нора стала быстро перебирать. Еще один задачник по геометрии, тоже для седьмого класса. Зачем два одинаковых? Учебник французского. Ботаника. Атлас! Настоящий атлас, совсем такой, как был у нее. Только этот с кляксой. Скрипнула дверь. — Марите, сколько книг! — Да, унести будет нелегко, — буднично ответила Марите. И Нора вдруг вспомнила… — Но… они мне… Марите не обратила внимания. — Перестарались. Те, что по две, отдай кому-нибудь. — Я… не смогу… Не пойду больше в школу, — наконец произнесла она. — Не понимаю там ничего… — А ты хотела после трех лет перерыва, да еще начав со второго семестра, сразу понять? — Нет. Но… — А раз нет, значит, понимала, что придется догонять? Не очень. То есть не подумала…Если начать по всем учебникам с первой страницы… — Они учат французский, — еще пробовала она возразить. — Сдашь в другой школе немецкий и принесешь им справку. У Марите всегда все пpocтo. — Удивляюсь тебе. Сколько всего преодолела, а теперь чуть какая трудность — и уже готова отступить. — Тогда было другое… — Конечно. Тогда нельзя было отступить — грозило слишком страшное. А теперь можно. Трудно учиться — не буду. Мало зарабатываю — могу поголодать. — Я не голодаю… Я у папы… Марите не слушала. — Словом, бери книжки и говори спасибо. — Спасибо. — И, глянув на Марите, повторила: — Большое спасибо! Марите улыбалась. И Нора еле удержалась, чтобы не подбежать к ней и не чмокнуть в щеку. Как раньше, дома, когда благодарила за подарок.