Дочь: тоже худая как щепка, волосы не ухожены, кожа плохая от курева, отвратительная привычка, которой просто не могло быть у ее дочери, она же с отличием окончила лицей, такого еще можно было ожидать от простой девушки, но не от нее же.
Зять: потолще щепки, похоже, она хоть готовила прилично, но невнимательный и колготной, наверное, из-за недосыпа, от которого жена непременно должна его избавить, в конце концов, он рано встает, нельзя опаздывать на работу.
Она приехала вскоре после родов, когда Биргит Н. только вернулась домой, подарила ей охапку фуксий и кусок жареной говядины, которую надо было всего лишь разогреть в духовке, вообще-то это было кстати, и наклонилась над Георгом, крошечным и съежившимся в своей решетчатой кроватке. Он лежал так тихо, так кротко, и она его вынула, он вяло повис на ее сильных руках и не шевелился, голову он немного запрокинул назад, птенчик.
Я не знаю, сказала она еще тогда и повторила теперь, это могло означать что угодно, растерянное умиление, диагноз, оценку, нерешительность, ее мужу было бы проще вжиться в новую роль, он строил бы из себя хорошего деда, он был упитан и ворчлив, как положено, еще когда Биргит была маленькая, он вел себя уже по-дедовски, у него было любимое кресло, он оберегал свой послеобеденный отдых, а вернее, наслаждался им, потому что никто ему не перечил, и в ноге у него был осколок гранаты с Восточного фронта, что всегда обеспечивало ему покой и почтение, Биргит нельзя было играть с отцом и шуметь при нем, тогда было так принято, вот бы и Руди Н. так, а то ему после работы вообще-то отдыхать положено, а он возится на полу с годовалым немым Георгом, собирает башню из пластмассовых кубиков, называя их по цветам, тогда он не был бы таким неуравновешенным. И еще, по ее мнению, ужин мог бы стоять на столе уже к возвращению Руди, тогда бы он чувствовал то, что так важно для мужчины, что о нем заботятся, ведь он весь день заботился о жене и ребенке.
Как это, сказала Биргит Н., о ребенке забочусь я. Он ходит на работу.
Не важно, сказала мать, а теперь уже бабушка, с непривычной строгостью, которую в ней пробудило прибавление в семействе, он ходит на работу, ты же не думаешь, что он делает это ради собственного удовольствия.
Биргит Н. ничего не ответила, она вообще стала еще тише, чем раньше, и плаксивее, иногда, когда Георг наконец засыпал, она неподвижно стояла у окна и смотрела сквозь просвет между занавесками в сумрак летнего вечера.
В этой квартире царила тишина, и ее можно было сносить, пока оставалась уверенность в том, что малыш когда-нибудь откроет рот. Мать Биргит Н. предложила купить телевизор, Руди сразу же поддержал ее, это была неплохая идея, он подвинулся на край стула, активно закивал и воскликнул, что он уже предлагал, нужно идти в ногу со временем и быть в курсе событий, и, если есть такая возможность, почему бы не обзавестись окном в мир. Биргит Н. лишь покачала головой, упрямая башка, нет, чтобы порадоваться, когда тебе же лучше хотят сделать.
7. На двух ногах
Когда Георг поднялся, держась за журнальный столик, мир для него соскользнул вниз. Он посмотрел на край столика, где-то далеко внизу маячили его ступни в красных носках. Он покачнулся, руки сорвались с гладкой пластиковой поверхности, и он плюхнулся на пол, когда Руди Н. в подвале высвободил из чашечек лифчика белые груди фройляйн Ю., которые стали, казалось, еще крупнее и своей невероятной мягкостью напоминали чуть ли не моццареллу. Руди Н. неожиданно яростно набросился на фройляйн Ю., и фройляйн Ю., которая к тому времени успела осознать, что ей грозит, поскольку уже пять дней ждала месячных, взвилась ему навстречу, оба стонали, чего обычно не делали, боясь поднимать шум, тем более стоны не были для них формой выражения чувств, но теперь они стонали, стонали, называя друг друга по имени, к тому времени Руди Н. уже знал, что фройляйн Ю. зовут Штефани, поэтому они стонали «Руди» и «Штефани», и Руди стонал даже хриплым, грубым голосом, который сам совершенно не мог узнать, «ну давай», а Штефани все время стонала только «да», оба не думали ни о чем другом и были больше, чем когда-либо смели надеяться, раскрепощены.
Начальник отделения пришел, когда они уже оделись. Он торопливо спускался по лестнице, чтобы взять бумагу и копирку, почему об этом не позаботилась секретарша, было для него загадкой, такой же загадкой было для него и то, что происходило внизу. Фройляйн Ю. как раз надевала туфли, а господин Н. завязывал галстук, прошло несколько секунд, прежде чем начальник отделения собрался с мыслями и нашел объяснение увиденному, — заминка объяснялась лишь тем, что в этот момент он думал только о бумаге и копирке и ни о чем ином, ведь вообще-то ситуация была для него не такой уж непонятной, ведь и ему доводилось или, скорее, приходилось заниматься в подвале примерно теми же вещами, но это было, конечно, уже довольно давно.