Я сидел, задыхаясь, пастор остолбенел, вокруг раздавался говор.
– Не люблю я этой гвардии! – сказал кто-то. – Каких еще телохранителей надо королю, кроме его народа?
– Так находил его отец, помните? – вскричал пастор.
«Гвардия телохранителей, – размышлял я, – но ведь это – лучший, самый почетный полк».
Взволнованный донельзя пастор прибегнул к табакерке трактирщика, поспешившего открыть ее для его преподобия, а в моей голове внезапно промелкнули слова лорда Кинтона, и мне показалось, что я понял их значение. Если у короля были свои недостатки, то не его офицерам замечать их: теперь я принадлежал к его слугам. Должно быть, лорд знал, что меня ожидает, а знать это он мог, только будучи сам причиной этого назначения.
– Конечно, это лорд хлопотал за меня, – воскликнул я, обращаясь к пастору.
– Ну, разумеется!… разумеется, это лорд, – послышалось кругом: все были довольны, так скоро разгадав мудреную загадку.
Один только пастор с сомнением покачал головой, захватывая вторую щепотку табака, и заметил:
– Не думаю, чтобы это был лорд.
– Почему же нет? А кто же тогда? – спросил я.
– Не знаю, только это не он, – настаивал пастор.
Я посмеялся над ним: самое простое дело он непременно хотел облечь тайной. Он все еще, очевидно, цеплялся за предсказание колдуньи.
– Можешь смеяться, Симон, но ты увидишь, что я прав, – твердо заявил он.
Не обращая на него внимания, я схватил шляпу со скамейки и хотел бежать, чтобы немедленно благодарить лорда, потому что он сегодня уезжал в город, и я мог не застать его позже.
– Ну, что же, расскажи ему, – сказал пастор, – он будет удивлен не меньше нас.
Толпа осталась около пастора, а я поторопился в замок, и хорошо сделал, что не терял времени: лорд Кинтон уже был одет для отъезда, и экипаж был подан. Несмотря на это, он внимательно выслушал мою историю и, нетерпеливо выхватив у меня из рук интересный пакет, стал жадно читать его. Я думал, что он притворяется, чтобы не сознаться в своем добром деле, но скоро убедился, что он действительно поражен и даже как будто сильно недоволен. На его лбу залегла мрачная складка, и он молча пошел со мною по длинной террасе замка.
– Мне нечего сказать на это, – с горечью заговорил он, – я и мое семейство слишком много сделали для короля и его рода, чтобы получать от него милости. Короли не любят своих кредиторов, как не любят и платить свои долги.
– Но, кроме вас, у меня нет друзей, имеющих такую власть.
– Разве? – Кинтон остановился и положил мне руку на плечо. – Симон, вы, может быть, не имеете и понятия, как нынче достается власть и кто пользуется ею. А впрочем, принимайте эту милость без излишних вопросов! Каков бы ни был ее источник – от вас зависит принять ее с честью.
Но мне не хотелось мириться с таким заключением.
– Король упоминает в своем письме о заслугах моего отца, – заметил я.
– Я думаю, что чудес на свете не бывает, Симон, – улыбнулся лорд. – Может быть, я ошибаюсь.
– Ну, тогда я уже точно ничего не понимаю, – с досадой воскликнул я.
– Мне надо ехать, – сказал лорд, поворачивая к экипажу. – Дайте мне известие о себе, Симон, когда приедете в Лондон; живу я в своем доме в Соутгэмптон-сквер, и мои дамы будут рады видеть вас.
Я поблагодарил за приглашение, но оно не утешило меня: мне не нравилась та тень подозрения, которую лорд бросил на мою удачу.
– Так у вас нет ни одного друга в Лондоне, Симон? – спросил он уже из экипажа, не сводя с меня пристального взгляда. – Так-таки ни одного?
Я вспыхнул до ушей, но постарался оправиться и иронически рассмеялся:
– Такого, чтобы дать мне место в гвардии короля, милорд!
Кинтон молча пожал плечами и закрыл дверцу экипажа; я стоял около, дожидаясь ответа. Он нагнулся и сказал кучеру:
– Пошел, пошел!
– Что вы хотели сказать, милорд? – крикнул я.
Он молча улыбнулся; экипаж двинулся с места, я почти бежал рядом с ним.
– Вы намекаете на нее? – спросил я. – Как могла бы она…