– Гарри! Гарри! Брайан прилетает! – услышал я ее восторженный голос. – Сегодня! Гарри! Он сегодня приезжает домой!
Она повторяла это снова и снова, а я слушал, стоя у автомата в тусклом зальчике аэропорта, где то и дело объявляли о посадках на самолеты и об изменениях в номерах выходов. Сердце мое таяло, когда я представлял себе, как красавица-жена и красавец-пес пляшут по бостонской квартире от радости, что я возвращаюсь домой на день раньше срока. Я приехал, и в тот вечер, как и в несколько последующих, все шло как нельзя лучше. Мы так и не объяснились. Избежали выяснения отношений, а этого делать было нельзя. Мы допустили ошибку.
Произошло неизбежное: мы незаметно вернулись к прежнему порядку вещей, который являлся лишь бледной тенью той семейной жизни, какую мы оба вполне заслуживали. И так все шло вплоть до одного июньского субботнего утра, когда наш корабль потерпел крушение. Всю ту неделю мы провели в Каракасе, где мой приятель по колледжу женился на своей венесуэльской невесте. Какой горький контраст: мы смотрели, как два счастливых человека связывают свои жизни в одну, устраивая в честь этого события празднества на целую неделю, а наш собственный брак тем временем неумолимо шел ко дну. Кейтлин была сердитой и угрюмой. Я в равной мере был зол и надменен. Мы ссорились и кипятились до того самого момента, когда приземлились в аэропорту Логана.
На следующий день я спросил Кейтлин, поедет ли она со мной к моей сестре Кэрол, чтобы забрать Гарри. Она ответила, что ей есть чем заняться, и это было для меня как удар под дых: одно дело, если она не ладит со мной, совсем другое – если после недельной разлуки не хочет видеть Гарри. А когда мы с псом приехали домой, Кейтлин в квартире не было. Гарри с грустью признал этот факт, обойдя по очереди все комнаты в поисках хозяйки.
– Извини, дружище, – сказал я ему. – Ей нужно кое-что сделать.
Но разумом, сердцем, всем своим существом я понимал, что между нами все кончено.
И мы с Гарри стали ждать – ждать стычки с Кейтлин, разговора начистоту, решения о том, по какой дороге пойдем дальше и пойдем ли вместе. Судя по тому, что она говорила и делала, было ясно, что Кейтлин – хочет она того или нет – толкает нас к краю пропасти.
Я взял с полки книгу о Вьетнаме и смотрел в нее, хотя нельзя утверждать, что читал. Просто смотрел на слова, напечатанные на страницах книги, убивал время и переживал. Гарри переживал вместе со мной. Он несколько раз обошел всю квартиру, все комнаты по очереди, словно хотел отыскать Кейтлин, увериться, что она на месте и что все идет, как надо.
Прошло время – то ли час, то ли два, совершенно не помню. Потом мы услышали знакомые звуки: повернулся ключ, щелкнул замок, по полу прихожей застучали высокие каблуки ее туфель. Я остался в гостиной, даже не встал с места. Кейтлин в дверях наклонилась: к ней медленно, но с искренней радостью подходил Гарри. Она поцеловала его в нос, он облизал нос ей. Удивительно, но после этого он развернулся, снова подошел ко мне и растянулся у моих ног.
– Празднуете встречу, мальчики? – спросила Кейтлин.
– Праздновали, – ответил я неожиданно глухим голосом, с трудом выдавив одно-единственное слово.
Жена как-то странно посмотрела на меня и ушла на кухню – взять из холодильника бутылочку диетической колы. Я, так и не вставая с места, произнес:
– Нам нужно поговорить.
И мы поговорили: коротко, напряженно, без недомолвок. То был самый трудный и неприятный разговор в моей жизни. В конце концов слезы высохли, злость улеглась, повисло бессильное молчание, и в этом молчании я стал вспоминать, как мы с нею познакомились в вашингтонском бюро маленького агентства новостей, как поженились в промозглый дождливый день; вспомнил все наши взлеты и падения, все надежды и опасения; подумал о том, как должны развиваться отношения в семье – у нас они сложились совсем по-другому. Гарри все это время лежал на полу, подняв голову, и отчетливо понимал: что-то в нашей жизни должно измениться, а может быть, не «что-то», а многое.
Брак можно сохранить при одном непременном условии – если оба супруга хотят его сохранить. Это желание, это стремление порождает взаимные уступки, порядок в семье, внешние проявления любви и заботы друг о друге – тогда все получается. А вот распадаются браки по миллиону причин. Мой, например, развалился по самой тривиальной, о которой и упоминать-то в подробностях не стоит. Несмотря на всю боль, которую я в ту минуту испытывал, мне пришлось признать неоспоримую истину: виноваты мы оба.