Я прощупал пальцами весь футляр, стараясь выудить оттуда (простите за невольный каламбур) какое-нибудь объяснение, поскольку до сих пор мне казалось, что все это – сплошное недоразумение или же галстук просто доставили не по адресу. Ничего не нашел. Тогда я снова пошарил под оберткой бандероли и наконец отыскал маленький конвертик, в котором лежала открыточка с надписью «Спасибо» на лицевой стороне. «И часто со мной такое бывает?» – спросил я себя. Я сделал кому-то приятное, причем совершенно не помню, кому и что. Внутри открытки больше ничего не было – ни словечка от производителя, ни единой фразы, написанной отправителем.
Впрочем, из конверта выскользнул и упал на пол, кружась, как праздничное конфетти, кусочек белой бумаги длиной не больше трех пальцев и шириной чуть больше пальца. Я подобрал его и прочитал единственное предложение, напечатанное на машинке: «Спасибо вам за то, что заставили меня улыбнуться».
Вот как. Ни подписи, ни пояснений, ни уточнений.
Я непременно хочу сообщить, что не собирался серьезно относиться к получению слишком дорогого подарка от тайной поклонницы, пожелавшей остаться неизвестной. Я хочу заявить, что стою выше подобных глупостей и единственным охватившим меня в тот момент чувством (если это вообще можно назвать чувством) была досада из-за грозившей неловкости: рано или поздно объявится какой-то человек – скорее всего, женщина – и будет ожидать от меня бурных изъявлений горячей признательности.
Но хватит хныкать. Пусть знают все: у меня, Брайана Макгрори, имеется тайная обожательница. В ту минуту, перечитывая записку и ощупывая нежнейший галстук «Эрмес», я снова почувствовал себя подростком, глупое лицо которого частенько освещала широкая бессмысленная улыбка. Из кухни вышел Гарри, пристально посмотрел на меня, склонил голову набок, словно желая спросить: «Ну, и что ты здесь стоишь с таким смешным лицом?» День тогда был теплым, стояло начало весны, только-только закончилась очередная унылая бостонская зима. Все вокруг было пропитано ароматом ожидания чего-то приятного, а теперь еще и весьма вероятного. В высокое окно лились потоки солнечного света. В голове я перебирал всех знакомых мне женщин, будто просматривал слайды, на которых одно хорошенькое личико сменялось другим. Ни одна не казалась возможным кандидатом, но в принципе мне подошла бы любая из них. Вряд ли стоит придавать всему этому такое большое значение, но, когда получаешь весьма дорогой подарок от тайной поклонницы, мир вдруг начинает казаться очень милым и многообещающим.
Не то чтобы я до той минуты считал жизнь унылой. Совсем наоборот. Ну, объясню, как умею: вскоре после того, как снова стал одиноким мужчиной, я постепенно пришел к выводу, что одиночество вполне меня устраивает. Я наслаждался относительной тишиной и покоем. Меня согревало ощущение независимости. Я пользовался преимуществом получать лестные предложения от многих.
Однако если говорить честно, то первый год после развода был для меня ужасным. Развод, на мой взгляд (думаю, многие со мной согласятся), знаменует собой первую серьезную неудачу во взрослой жизни, грубое отрезвление от сказок о безоблачном супружестве, симпатичных ребятишках и удачной карьере. Сказки счастливо завершаются обычно следующей картиной: в один прекрасный день ты разгуливаешь по берегу моря, поблизости от собственного летнего коттеджа, в своем любимом хлопчатобумажном свитере, и весело болтаешь с невероятно здорово сохранившейся женой – о множестве разнообразных фондов, которые учредил для своих внуков. А на деле ты чувствуешь себя этакой Эстер Прин с громадной алой буквой «Р»[5], потому что все вокруг перешептываются: «Он разведен. Держись от него подальше. Подпорченный товарец». В общем, весь тот год я провел в сплошном тумане, пытаясь снова найти себя и свой путь в жизни.
Однажды вечером я сидел в баре с женщиной, с которой время от времени встречался, чтобы распить бутылочку вина в приятной обстановке. Мы заговорили о жизни – ее, моей, о своих мечтах и неудачах, – и тут я упомянул о том, что развод за плечами создаст для меня огромные препятствия, если я когда-нибудь пожелаю снова вступить на стезю семейной жизни.
5
Речь идет о героине романа «Алая буква» (1850) классика американской литературы Н. Готорна. Она была сурово осуждена пуританским обществом и заклеймена алой буквой «А» (англ.