И он добавил, подымая руки:
— Нет даже газового фонаря!
— Но есть городовой, — сказал Бенэн. — Есть блюститель тишины, этой тишины, которая тебя устрашает. Ты не отважишься утверждать, что нет блюстителя амберской тишины.
— Молчи! Это сам сатана. Грубое воображение средневековья поместило сатану в царство пламени и криков. Сатана царит у антиподов бытия. Он властитель того, чего нет. Он блюдет небытие. Он поистине блюститель амберской тишины.
Они вышли на небольшой перекресток, еще чернее улиц, еще безмолвнее, быть может. В глубине души они радовались тому, что их трое.
— Нам бы следовало остановиться здесь. Мы, кажется, совсем близко от казарм. Мы будем знать все, что произойдет, а нас никто не заметит.
— Который час по вашим часам?
— Половина третьего… или тридцать пять минут.
— Я начинаю беспокоиться.
— Я тоже, чуточку.
— Собственно, еще не поздно… им надо было одеться… пройти туда и сюда…
— Я все-таки беспокоюсь.
Они умолкли и стали слушать. Каждый посмотрел на часы. Бенэн высморкался. Юшон, чтобы лучше слышать, вынул вату, которую носил в ушах. Лесюер сделал себе из старого конверта слуховой рожок. Потом они снова погрузились в угрюмое ожидание; и ощущали только чуть-чуть зябкое удовлетворение тем, что их трое.
Вдруг:
— Солдат, вставай, солдат, вставай…
Они разом подскочили.
Звон трубы пропылал, как молния, изломами, совсем рядом, словно среди них. Это был громовой удар.
— Солдат, вставай, солдат, вставай…
Они ликовали; они хлопали друг друга по плечу; они взялись за руки.
— Черт возьми! Это здорово! Никогда в жизни я не был так счастлив.
Трубы звенели по всем углам казармы.
И смолкли.
Прошло несколько минут черной, вихревой тишины, бездна, куда что-то должно было рухнуть.
— Рапортуй, сержант! Рапортуй, сержант!
Снова трубные звуки спешки и тревоги.
Трое приятелей дрожали, как парижский дом при проходе автобуса.
И вот послышался неровный, но беспрерывный шум, ряд глухих звуков, словно раскаты и бурчания, признак многолюдного движения.
Нетерпение приятелей было такое острое и вместе с тем такое настороженное, что времени для них не существовало.
Они прильнули к шуму; они ощущали малейшие его колебания; они им дышали.
— Все вниз! Все вниз! Все, все, все вниз!
Шум возрос, стал крепче и зернистее. Это был шум обвала, чего-то рушащегося и словно идущее вширь подземное сотрясение. Потом сигнал к сбору и крики команды, смытые расстоянием.
— Они двинулись; они сейчас выйдут. Остаться нам здесь?
— А куда нам идти?
— К казармам.
— Хорошо, но только чтобы нас не заметили. Три человека, бродящих сегодня ночью, это покажется подозрительным.
— Нам легко укрыться. Надо только избегать главных улиц.
Они углубились в переулок.
Напрягая слух, крадучись вдоль стен, они шли походкой взломщиков. Они дважды свернули влево.
После одного поворота они увидели впереди довольно широкую улицу, что-то вроде бульвара, которую им предстояло пересечь.
— Хм! Какая гадость! Перейдем?
— Послушайте!
Они остановились. Слышалось равномерное и частое скрежетание, вроде звука, который бывает при подъеме в гору у некоторых паровых трамваев.
— Тш! Приближается.
— Это, должно быть, они, но это странно.
Они забились в углубление стены.
— Движется по бульвару. Мы сейчас увидим, что это такое.
И вот появился ряд склоненных людей, потом второй, потом третий, подвигавшиеся толчками.
— Смотрите… и идут гимнастическим шагом!
— Они бегут, летят! Это энтузиазм!
— Но сколь их?
— Полувзвод, должно быть.
— Да… а эти?
— Это и будет полувзвод.
— Что это у них на кепи?
— Ну да! Белая повязка.
— Вот странно!
— Ну и дела, друзья мои! Брудье великий человек. Я всегда говорил.
Они двинулись дальше, с новыми предосторожностями. Их немного стесняла необходимость прятаться, а также незнакомство с планом города. Но пешехода, бродящего по Лондону среди бела дня, тысяча коварных сил стремится сбить с пути; в Амбере беззвездной ночью самая слабая голова вполне владеет собой.
Две улицы пересекались. На углу висела старая вывеска. Бенэн, шедший впереди, остановился:
— По-моему, мы недалеко от места действия. Покамест, нам лучше всего сесть на краю тротуара и выкурить трубку.
Они разместились.
Вдруг раздался выстрел, за ним еще два.
Лесюер, зажегший было спичку, задул ее.
— Вы слышите?
— Непохоже на ружейные выстрелы. Слишком неодинаковые.