Гениев строчного эпсилона — трое: Пижль, Дерпижль, Андерпижль. Пижль — отец.
Он — в центре. Он соответствует месту, занимаемому г. Бенэном. Дерпижль, сын Пижля, управляет верхней дугой эпсилона. Он соответствует месту, занимаемому вот этими господами (он указал на Лесюера, Ламандэна и Брудье). Андерпижль, сын Дерпижля, управляет нижней дугой (он указал на Юшона, Омера и Мартэна).
Всякое вещание, касающееся такой группы, как ваша, должно заимствовать свет у трех гениев: Пижля, Дерпижля и Андерпижля. Сомнамбул схватил небольшую лохань, вытащил ее на середину комнаты, достал склянку, которую в другом месте приняли бы за литр красного вина, и опорожнил ее в лохань.
Он медленно снял парусинные туфли. Появились ноги цвета старинной медной окиси. Сколько-нибудь ощутимого запаха они не выделяли.
Сомнамбул снова заговорил:
— Ритуальный сосуд, который вы видите, называется концептакулом. Жидкость, которую я в него налил, — это вино Памирского плоскогорья, высшего качества. Лоза, от которой оно происходит, является отпрыском, по прямой линии, лозы, посаженной Ноем.
Это вино одинаково пригодно и для внутреннего употребления, именуемого питьем, и для внешнего, для погружения ног. Оно сообщает мозгу частицу солнечного тепла и позволяет ему выдерживать пятнадцатиминутную, и даже более продолжительную, беседу с гениями. Я достаю его по очень дорогой цене. Каждая склянка, на месте, обходится мне в десять рупий. Сбор и изготовление производятся брахманами-монорхитами.
Сомнамбул умолк, изменил выражение лица, опустил в лохань одну ногу, потом другую и, подняв лоб, устремив взгляд в пространство, стал ждать.
Спустя минуту он произнес сладким голосом:
— Анжель! Анжель!
Послышалось легкое потрескивание.
— Вы слушаете? Анжель!.. Соедините меня с Пижлем… вы знаете… Пижль и сыновья…
Сомнамбул обернулся к приятелям и сказал обычным голосом:
— Анжель — это женский гений, которому поручено соединять ясновидящих с высшими силами. У Анжель капризная душа. Очень жаль, — я позволю себе это сказать, — что ее посредничество неизбежно.
Опять раздалось потрескивание.
— Пижль? — крикнул сомнамбул. — Я имею честь говорить с державным Пижлем? Хорошо… Благодарю… Речь идет о группе… Что ты говоришь? Я не слышу. Анжель! Анжель! Добрый дух, не прерывайте сообщения… Что ты говорил, отец Пижль? Конечно… Приведи Дерпижля и Андерпижля.
Сомнамбул снова обернулся к приятелям.
— Продолжение этой беседы состоится письменно и при посредничестве уже не Анжель, а Артюра. Артюр мой друг и сотрудник. Артюр — это уистити, которого вы, конечно, заметили. Но я должен перенестись к нему путем левитации.
Он поправил монокль и начал подпрыгивать в лохани. Вино Памирского плоскогорья хлюпало под грязными ногами. Рубашка билась о волосатые ноги. Но при каждом прыжке сомнамбула лохань подвигалась на сантиметр.
Таким образом через минуту он оказался перенесенным к пюпитру, путем левитации. Он тщательно разложил лист белой бумаги, прикрепил углы четырьмя кнопками, извлек хвост Артюра из чернильницы и положил его на лист.
— Еще немного терпения, господа. Вы, г. Бенэн, благоволите ясно формулировать ваш вопрос.
— Хм, вот. Мы хотим отомстить.
— Хорошо. А кому?
— Амберу и Иссуару.
— Как вы говорите?
— Амберу и Иссуару. Это две подпрефектуры… Это дело личное. Мы просто хотим узнать, каким способом нам лучше всего отомстить.
— Хорошо. Артюр, я жду.
Под действием таинственной силы Артюр зашевелился. Кончик его хвоста, липкий от чернил, поерзал одну секунду по поверхности бумаги.
Затем Артюр перестал подавать признаки жизни.
Сомнамбул приподнял хвост Артюра и опустил его в стаканчик.
— Вы можете двигаться, господа. Операция кончена!
Он посыпал лист щепотью талька, открепил его и принялся внимательно разглядывать пачкотню, произведенную хвостом Артюра.
— Вот, господа, что я читаю.
И он почесал вокруг бороденки.
Когда глухого, в тьме ночной. Разбудит барабанный бой. Когда безумство сладострастья Закончит мессу до причастья. Когда разгонит горожан Красноречивый истукан. То у Амбера с Иссуаром Спина зачешется недаром.Сомнамбул сжал губы, нахмурил брови, надул шею, как индюк, и выпятил грудь. Он глядел на Юшона сквозь монокль, а Юшон глядел на него сквозь очки. Бенэн, засунув правую руку под пиджак, почесывал ключицу. От соприкосновения с тайной нос Омера побледнел. У Лесюера глаза блестели и бегали, ноздри раздулись, как у пуделя, который ждет, чтобы упал кусок сахара. Брудье силился придать своему лицу выражение пресыщенное и насмешливое. Ламандэн настолько напоминал плод, что стал, наконец, похож на грушу. Внешность Мартэна не представляла ничего исключительного.