Выбрать главу

И так как одежда, кольца и драгоценности, которые мужьям показал Филеньо, заронили в их души известное подозрение, каждый из них, чтобы рассеять свои сомнения, спросил у жены, где она провела этот вечер и где её вещи. И каждая из трёх дам ответила своему мужу, что этой ночью она не выходила из дому, и, взяв ключи от того шкапа, где хранилось её добро, показала ему свои платья, кольца и всё, что он когда-либо купил ей. Увидев это и не зная, что подумать, мужья успокоились и рассказали жёнам со всеми подробностями, что им довелось повидать этой ночью. Выслушав их рассказ, жёны сделали вид, что ничего об этом не знают, и, немного посмеявшись, разделись и улеглись в постели. Прошло всего несколько дней, и Филеньо, не раз столкнувшись на улице со своими дорогими приятельницами, в конце концов обратил к ним такие слова: "Так кто же из нас натерпелся большего страху? Кто из нас испытал худшее обхождение?" Но они, опустив глаза в землю, ничего не ответили. Вот так-то студент, как сумел и смог лучше, не давая воли рукам, подлинно по-мужски отомстил нанесённые ему оскорбления.

По окончании рассказанной Молино забавной истории Синьоре и девицам сперва показалось, что месть студента трём дамам за нанесённые ему оскорбления была столь же беспощадной, как и бесчестной, но, припомнив жестокие муки, которые пришлось претерпеть студенту от колючих шипов, и то, какой опасности он подвергся, падая с высоты вниз, и то, как он закоченел на городской улице от страшного холода, лежа одурманенный сонным зельем в одной рубашке на голой земле, они рассудили, что его месть была в высшей степени справедливой. А раз Фьордьяна была избавлена от обязанности рассказывать сказку, Синьора повелела ей хотя бы загадать загадку, в которой, однако, говорилось бы о предметах, хорошо известных студенту, Фьордьяна, горевшая желанием выполнить это распоряжение, молвила: "Синьора моя, хотя загадка, которую я намерена предложить, будет не о суровой и беспощадной мести, как то было в истории, рассказанной нашим даровитым синьором Антоньо, тем не менее она всё же коснётся предметов, близких всякому изучающему науку юноше". И сразу же, не ожидая возможного ответа Синьоры, она преподнесла свою нижеследующую загадку:

Двух мёртвых взяв в помощники, живой Дал третьему блаженство воскрешенья, А тот в порыве жизни огневой Источником стал нового рожденья. Так первый из живых, своей рукой Двум давший жизнь, обрёл в ней награжденье. Он, сделав мёртвых и живых друзьями, Сумел вести беседу с мертвецами.

Хитроумная загадка Фьордьяны породила многоразличные толкования, но ни одно из них не вскрыло её истинного смысла. И так как собравшиеся видели, что Фьордьяна, всякий раз слегка усмехаясь, покачивает отрицательно головой, Бембо сказал: "Синьора Фьордьяна, мне представляется величайшей нелепостью тратить попусту время. Расскажите нам, как вы сами понимаете вашу загадку, и мы все удовлетворимся сказанным вами". - "Поскольку достопочтенное общество выражает желание, чтобы я сама стала истолковательницей моей загадки, извольте, я сделаю это весьма охотно - и не потому, что считаю себя пригодной для подобного дела, а для того, чтобы удовлетворить вас всех, перед кем я по многим причинам в большом долгу. Итак, милые дамы, наша загадка имеет в виду студента, который рано утром встаёт с постели, чтобы предаться занятиям. Этот студент, будучи живым, оживляет трут при посредстве двух мёртвых, то есть при посредстве кремня и кресала, от какового живого, то есть от оживлённого трута, получает в дальнейшем жизнь доселе мёртвый, каковым является свет. Затем первый живой, каковой есть студент, благодаря двум вышеназванным живым и двум мёртвым, принимается беседовать с мёртвыми, каковыми являются книги учёных людей, сочинённые ими весьма и весьма давно". Всем чрезвычайно понравилось объяснение хитроумнейшей загадки, столь искусно преподнесённой скромной Фьордьяной. И так как уже близилась полночь, Синьора повелела Лионоре начать свою сказку. Та, более весёлая, чем когда-либо прежде, с приветливым выражением лица нижеследующим образом приступила к повествованию.

Сказка III

Карло из Аримино {44} любит Теодосию, а она не любит его, так как связала себя обетом отдать свою девственность богу; считая, что насильственно держит в объятиях Теодосию, Карло вместо неё обнимает печные горшки, котлы, вертелы и чугуны, и, весь чёрный от сажи,подвергается беспощадному избиению своими же слугами

Сказка, мои дорогие дамы, с таким блеском рассказанная Молино, побудила меня воздержаться от той, которую я собиралась вам рассказать, и я хочу предлвжить вам другую, каковая, если не заблуждаюсь, придётся по вкусу дамам не меньше, чем его сказка пришлась мужчинам. И насколько его сказка была длинной и не слишком благопристойной, настолько моя будет короткой и целомудренной. Итак, милые дамы, начну с того, что Карло из Аримино, как, надо полагать, хорошо известно каждой из вас, был человек необузданный, богохульник, поноситель святых, убийца, звероподобный злодей и распутник, погрязший в утончённом любострастии всякого рода. И такова была его злобность и столь бесчисленны и столь велики пороки его души, что в этом он не имел равного себе. Так вот, этот Карло, будучи юношей стройным и видным, возгорелся любовью к молоденькой девушке, дочери одной бедной вдовы, каковая, хоть и терпела безысходную бедность и жила с дочерью в крайней нужде, придерживалась столь строгих правил, что скорее умерла бы с голоду, чем дозволила дочери согрешить. Молодая девушка, которую звали Теодосией, кроме того, что была красива и привлекательна, отличалась также и целомудрием, добрыми нравами и здравомыслием не по летам; и она настолько была поглощена служением богу и молитвами, что в сердце своём всё земное и бренное ставила ни во что.

А Карло, обуреваемый любовною страстью, день за днём настойчиво домогался её и, если случалось, что он целые сутки её не видел, ему начинало казаться, что он умирает с тоски по ней. Много раз пытался он льстивыми уверениями, подарками, уговорами и убеждениями через своих посланцев склонить её подарить ему наслаждения, но хлопотал он понапрасну, ибо, будучи девушкою разумной и рассудительной, Теодосия отвергала все его домогательства и всечастно молила господа отвратить его от нечистых помыслов. В конце концов юноша, которому уже стало невмоготу сопротивляться своей пламенной страсти или, вернее сказать, своему скотскому исступлению, уязвлённый к тому же тем, что отвергнут той, кого любил больше собственной жизни, замыслил в душе похитить её и во что бы то ни стало удовлетворить своё любострастное вожделение. Он опасался, однако, наделать шуму и того, как бы народ, который ненавидел его лютой ненавистью, с ним не расправился. Всё же, побеждённый своей необузданной похотью и уподобившись бешеному псу, он объявил двум своим слугам, людям предерзостным и на всё готовым, о своём твёрдом решении похитить беспорочную Теодосию.

И вот как-то вечером, когда уже стало смеркаться, прихватив с собой оружие, он с обоими слугами направился к дому девушки. Найдя дверь незапертой, он, прежде чем войти внутрь, приказал слугам зорко нести охрану и, если они хоть сколько-нибудь дорожат жизнью, никому не дозволять входить в дом или выходить из него, пока он сам к ним не вернётся. Слуги, горя желанием угодить своему господину, ответили, что всё будет исполнено по его приказанию. Между тем Теодосия, почувствовав, каким образом я и сама не знаю, что вот-вот явится Карло, поспешно укрылась в убогой кухоньке и заперлась в ней одна-одинёшенька. Тем временем Карло поднялся по лестнице их маленького дома и, застав в комнате старую мать Теодосии, которая, не подозревая о возможности подобного посещения, сидела за прялкой, осведомился о её столь желанной для него дочери. Увидев, что охваченный любострастием юноша вооружён и скорее преисполнен готовности совершить злодеяние, чем сотворить добро, почтенная женщина страшно перепугалась и побледнела так, что её лицо стало белым, как у покойника.

вернуться

44

Карло из Аримино. - По-видимому, речь идёт о Карло Малатеста из Римини, кондотьере на службе Венецианской республики: Римини - город в Италии близ устья реки Марекии, впадающей в Адриатическое море. Во времена Страпаролы Римини принадлежал к папским владениям.