И Феликсу, и ему было предъявлено обвинение по одной статье, только Мишке как соучастнику, хотя и косвенному. Да, статья была одна, но разные они были люди, и разной была степень их социальной опасности!..
Тогда я — в который раз! — думал о том, что правда жизни не укладывается в стандартные формулы закона, как бы совершенен он ни был, и живая истина всегда неповторима, как неповторимы внешность, характер, психология и оттиски пальцев правонарушителя. Да, есть преступления, предусмотренные одной статьёй, но нет и не может быть статьи, предусматривающей мотивы, биографии и степень социальной опасности людей, совершивших эти преступления.
Криминалист, который не может или не хочет этого понять, никогда не добудет живой, реальной и конкретной правды, а без такой правды нет правосудия.
Вот почему тупая вера в формальную и якобы всеобъемлющую силу статьи закона менее всего служит Закону в высоком смысле этого слова и нередко обращается против него. А это, в свою очередь, перерастает не только в личную беду того или иного подсудимого, но и в беду общества, в котором это могло произойти.
К чести Ленинградского областного суда, рассматривавшего это дело, Мишка Шторм был осуждён всего к трём годам лишения свободы, и то учитывая его прежние судимости за хулиганство. А Стасевича приговорили к многолетнему заключению.
Ещё перед судом, когда я объявил Мишке об окончании следствия, состоялся наш прощальный разговор.
— К чему готовиться, Лев Романович? — задал мне Мишка довольно обычный в таких случаях вопрос.
— К жизни, Михаил, — ответил я. — Ведь у тебя ещё вся жизнь впереди, парень. И от тебя зависит, как она дальше сложится.
Я ответил ему так вполне искренне. Во-первых, я верил, что суд не отнесётся к нему слишком сурово. Во-вторых, мне самому было тогда двадцать два года, и у меня тоже вся жизнь ещё была впереди. В-третьих, я считал тогда, как считаю и теперь, что многое в наших судьбах зависит от нас самих.
На прощание я посоветовал Мишке при отбытии наказания избегать связей с рецидивистами, чтобы не получить «законченное высшее воровское образование» как это иногда бывает.
— Смотри, не поддавайся на громкие слова, воровской «шик и блеск», не гонись за покровительством бывалых воров и не верь их брехне о «красивой жизни» и о том, что в воровском мире будто бы действует закон «один за всех, все за одного». Чего стоит вся эта брехня, ты уже один раз убедился по Феликсу. Не верь их улыбкам и не бойся их угроз. Не верь их обещаниям и не поддавайся их уговорам. А главное, не теряй веры в своё будущее. Тогда ты выстоишь и станешь ещё настоящим человеком...
Разговор был долгим и прямым. Будучи уже тогда убежден в том, что перевоспитание уголовников должно начинаться ещё в стадии следствия, я пытался, как умел, подготовить своего подследственного к тому, что могло ждать его в лагере в тех условиях, когда матёрые рецидивисты отбывали наказание вместе с молодыми правонарушителями. Мишка слушал меня внимательно и благодарно.
В первые полгода после его осуждения я получил от него два или три письма, которые меня порадовали. Я об этом прямо ему написал. Потом он замолчал, а позже меня перевели из Ленинграда в Москву, и я окончательно потерял его из виду.
И вот теперь, почти через двадцать лет, нам суждено было снова встретиться.
Не скрою, мне было приятно, что он меня помнил и захотел повидать. И вместе с тем было горько, что я вновь увижу его в качестве обвиняемого и что, следовательно, запомнив меня, он забыл мои советы и напутствия, данные ему давным-давно, когда у нас обоих вся жизнь ещё действительно была впереди...
2
Когда Булаев привёл Мишку в мой кабинет, я с интересом стал разглядывать своего бывшего подследственного. Конечно, годы и тюрьмы сделали свое дело — он уже не был ни таким кудрявым, ни таким румяным.
— Здравствуйте, Лев Романович, — смущенно произнёс он — Вот опять довелось свидеться, а сколько воды утекло...
— То, что опять увиделись — хорошо, а вот то, как увиделись — плохо, — ответил я. — Ну, садись, выкладывай... Здоров?
— Не жалуюсь. Чего-чего, а здоровьишка пока хватает, — сказал он. — Это ещё не растерял...
— А что же растерял?
— Многое, чего уж не вернешь, — вздохнул Мишка — Начиная с мамаши. Помните?
— Помню. Славная старушка.
— В Ленинграде в блокаду погибла. Я начал, фрицы доконали.