Мишка замолчал. Булаев, тактичный Булаев, понимая, что при интимном разговоре третий всегда лишний, встал и, сославшись на неотложное дело, вышел из кабинета. А я всё разглядывал Мишку. Куда девались юношеский блеск его глаз, детская округленность лица, которой он когда-то отличался, и многие другие почти неуловимые черты, некогда свойственные ему? Да, я видел, что он здоров и ещё крепок, но всё-таки время уже наложило свою нестираемую печать на его взгляд, на углы его рта, даже на его улыбку. Природа — точный бухгалтер, её не обсчитаешь ни на один день, ни на одну беду, ни на одну бутылку, ни на одну неделю, проведённую в заключении...
— Просьб у меня нет, — прервал, наконец, Мишка затянувшуюся паузу. — Сижу я за дело, и дело моё — труба. Так что и попросился я к вам без дела, а просто захотелось повидать и вроде как бы отчитаться за эти двадцать лет... Если время есть, послушайте, ну, а ежели нет, не серчайте за беспокойство.
— Время найдётся, рассказывай.
И Мишка начал «отчитываться». Это была весьма обычная для таких людей и довольно грустная исповедь. Попав после осуждения в заключение, он твёрдо решил следовать моим советам. Так частенько больной, выписываясь из клиники, внимательно и благодарно выслушивает напутственные наставления врача и полон в тот момент решимости строго соблюдать врачебные советы.
Но опытный врач, попрощавшись с больным, глядит ему вслед с грустной улыбкой: так много обещаний остается невыполненными, так много решений нестойкими!
Выйдет такой больной из клиники, глотнёт городского воздуха, окунётся с головой в суету жизни и всяческие дела, встретится с друзьями, и как-то незаметно начнут выветриваться на житейском сквозняке врачебные советы и наставления. А тут ещё найдется «добрый приятель» да начнёт высмеивать врачебные предписания:
— Слушай ты их!.. Сами они, брат, толком ничего не знают. Вот тебе советовали не пить, а водка расширяет сосуды, водка для них вроде лечебной гимнастики, факт!.. Недаром в Америке теперь сердечников алкоголем лечат, по сто граммов в день дают. Правда, виски, а не водку, за неимением таковой, но и виски ведь, если вдуматься, — тоже продукт, ничего не скажешь!.. Так что давай двинем-ка мы сейчас в шашлычную и примем за твоё здоровье по сто граммов, согласно последнему слову медицины!.. Пошли!..
Ну как тут устоишь?!
Оказавшись в заключении, Мишка сначала твёрдо следовал моим советам, старательно работал и держался в стороне от рецидивистов. Они его даже поначалу принимали за «бытовика», то есть человека, осуждённого за бытовое преступление. Но потом «пахан» —уголовный «король» — случайно узнал, что зек Михаил Манзырев, оказывается, имеет кличку Мишка Шторм и сидит за участие в ограблении пушной базы.
«Пахан» пришёл в ярость и в тот же вечер вызвал Мишку, как он выразился, на «собеседование».
— Ну, здравствуй, артист, — прошипел он, когда Мишку к нему привели. — Но только здесь, между прочим, не театр... И таких сук, которые прикидываются фраерами и ходят, как лярвы, на цыпочках, а сами имеют по три хвоста и сюда попали за настоящее дело, мы можем приветствовать, как положено, так что им небо в горошину покажется... Против воровского закона пошёл, гад маринованный!..
Мишка посмотрел на оплывшее, свирепое, дёргающееся от наркотиков лицо «пахана», которого все в тюрьме смертельно боялись. «Пахан» был уже немолод, кривая ухмылка перечёркивала его лицо, обнажая стальные зубы. Глубокий шрам на щеке и мутные, как у хорька, остановившиеся зрачки, которые теперь злобно впились в Мишку, вызывали чувство отвращения.
— Плевал я на твой воровской закон! — крякнул Мишка. — И не буду я с вами водиться! — по-детски добавил он.
— Я погляжу, ты смелый! — прошипел «пахан», — Сразу видать, ещё зеленый. Ну, ничего, миленький, иди, иди, пока не оступился... Иди, пока есть чем ходить...
«Пахан» повернулся и побрел в сторону, по-бабьи повиливая бёдрами. Его «личный адъютант» зашептал Мишке:
— Тебе что, жить надоело? Беги, пока не поздно!.. И руку ему поцелуй...
— Ещё чего захотел! — огрызнулся Мишка, сплюнул и ушёл.
В ту же ночь, когда Мишка спал на своей наре, его молниеносно связали, загнали ему кляп в рот и вынесли из барака. Мишка не успел даже крикнуть.
На улице его швырнули на обледеневшую землю и начали избивать. К счастью, ему удалось разорвать веревки, которыми он был связан, сильным рывком своих могучих рук. Он вскочил на ноги, вырвал изо рта кляп и начал обороняться. Один из бандитов выхватил нож, но Мишка успел нанести ему удар в челюсть, и тот медленно осел в сугроб. Как раз в этот момент подошел патруль. В руках Мишки был нож, отобранный им у бандита.