- Понимаю. Всё-таки это твой отец.
- Это сложно, Ян. Отца надо любить, а я не могу, он никогда со мной не был ласков, он был, конечно, ласков с Наташей и Артуром, я пыталась любить его за это, но мне-то было обидно. И за маму обидно, он слишком часто обижал её. Конечно, он не заслужил настолько ужасной судьбы, насколько можно предполагать…
- А вот это уже спорный вопрос, кто что заслужил, - отозвался неожиданно Алексей, - это только Богу решать. Мы можем просить у Бога облегчения нашей участи или наших близких, но будет всё равно так, как Богу угодно, а не нам. А если мы не можем этого принять, то это наши проблемы.
- Да, ты прав, наверное, как ни грустно…
- Я долго роптал, чем я заслужил родиться таким. А потом узнал, что множество людей жили и живут куда в больших страданиях, и мне стало как-то легче. У каждого своя ноша, не даётся такой, с какой нельзя справиться.
- Но многие ведь не справляются, Антон.
- Да… Потому что хотя ноша у каждого своя, но люди должны помогать друг другу. Когда у людей всё хорошо, они не думают о том, чтоб ценить это и помогать тем, кому повезло меньше, а когда сами попадают в беду, сразу ждут, что кто-то должен им помогать, от этого все беды. От этого и от того, что люди думают, что всё хорошее, что у них есть - здоровье, богатство - дано для них самих, а не для того, чтоб они помогали другим.
- Хорошо, что мы встретили вас. Мама была близка к тому, чтоб навсегда разочароваться в людях, а теперь она снова улыбается, у неё есть силы…
Когда они уже сходили с Театрального, Алексей увидел впереди золочёный купол церкви. Ему показалось, что он никаких особенных телодвижений и не сделал, но Лиза сразу уловила его настрой.
- Антон, мы не можем. Ну, по крайней мере, не сейчас.
- Да, знаю, мы торопимся, и… Но я так давно не был в церкви. Если уж так сложился случай, что она встретилась нам по пути, почему не воспользоваться таким случаем. Я ненадолго, совсем ненадолго, правда. Просто помолюсь перед какой-нибудь иконой. Просто постою в дверях, как библейский мытарь… Вам не обязательно даже ходить со мной, вы можете подождать меня здесь или в ограде.
- Может быть, на обратном пути?
- На обратном… Сильно подозреваю, что нас как минимум доведут до трамвайной остановки и проследят, чтоб мы точно сели, если не вообще довезут на машине, по пути устроив головомойку. Ты так плохо знаешь взрослых?
Ян подтверждающе кивнул.
- Ладно, если для тебя это так важно - конечно, сходи. Я понимаю. Хотя не понимаю, почему ты просто не попросишь своих домашних сводить тебя в церковь, и поближе ведь есть…
Алексей не стал объяснять - что ему вообще неловко просить об этом, что не хочется объяснять, почему, раз уж идти в церковь, он не может стоять службу и идти к исповеди, что вообще, по-доброму, не дразнить бы себя…
- А ты не пойдёшь?
- Нет, конечно. Я останусь с Яном, нельзя же оставить его одного. Да и мы были уже в церкви на Успение. Нас как-то так дедушка приучил, что слишком часто бывать в церкви не нужно. «Кто не ходит - безбожник, кто ходит слишком часто - бездельник», говорил он.
Алексей поблагодарил и решительно зашагал через маленький церковный дворик.
У дверей решимость его всё же покинула, и он предпочёл свернуть влево к приделу, увенчанному шатровым куполом. У дверей придела значилось на памятной таблице, что освящён он в 1585 году во имя святого Дмитрия Солунского, в благодарность за рождение царевича Дмитрия. Однако придел оказался закрыт, Алексей поколебался, не развернуться ли и не пойти ли прочь - может быть, это не очень хороший знак, может быть, и сама церковь закрыта? Людей во дворе он не видел. А ведь сегодня не простой день, память Иоанна Крестителя, хотя время для обедни позднее, а для вечерни раннее. Но решил, раз сделан шаг - надо делать и второй, и вошёл в основное здание.
В самой церкви тоже было пустынно, но свечи и лампады горели - хотя было их куда меньше ожидаемого. Как и говорил, он не стал проходить далеко, увидев на одной стене икону святителя Алексия и, решив, что знак всё же был добрым - просто именно сюда ему и было надо, встал перед иконой, вспоминая, что помнил из акафиста, а так же помнил об этой церкви, в которой сам, конечно, никогда не бывал.
- Благослови тебя Господь, отрок, - услышав голос над самым ухом, он невольно вздрогнул и шарахнулся, - что привело тебя в храм божий в такое время, радость или скорбь?
Перед ним стоял человек в простом тёмном подряснике, с рыжеватой, не очень ухоженной бородой, от которого весьма заметно разило выпитым. Алексей спешно подавил недовольство - допускать осуждение в храме Божьем последнее дело, от греха винопития редкий из мирских чист, подвержены ему, конечно, и лица духовные, и бог им тут судья, он один в полной мере знает все тяготы их теперь…
- Нечасто в нынешнее время увидишь в церкви молодое лицо, - продолжал поп - Алексей не был уверен, что это батюшка этой церкви, скорее пономарь или ещё какой алтарник, впрочем, сейчас и иереи часто стараются одеваться поскромнее и риз своих не одевать вне церковных служб, чтобы не раздражать богоборцев, - если какое-то душевное потрясение привело тебя сюда - открой, поделись, хоть не в исповеди, а в дружеской беседе облегчи душу.
- Нет-нет, у меня ничего не случилось… Ничего такого. Я просто проходил мимо, и зашёл помолиться… о душах дорогих мне близких людей.
Пономарь улыбнулся так умилённо, что показалось - сейчас заплачет.
- Доброе воспитание дали тебе родители, дитя, за то ждёт их великая награда на небесах… Как твоё имя?
Ложь в храме - она, конечно, всегда грех, но во всяком случае, это ложь не на исповеди, значит, не так страшно, грех этот искупаемый.
- Антон.
- Когда именины празднуешь?
Алексей осёкся. Непростительная беспечность, ни разу за всё время он не выяснил, когда теперь ему считать именины. В весьма светском доме Аполлона Аристарховича именины не праздновал никто, только дни рождения. Не праздновали ведь и Пасху и Рождество, ввиду различности верований обитателей, просто поздравляли тех, для кого эти дни значимы.
- Ну, которого Антония святым покровителем чтишь?
- Преподобного Антония Печерского…
- Достойно! Избранный угодниче Христов, иноков русских первоначальниче… - пономарь размашисто осенил себя крестом, послав поясной поклон, за неимением рядом иконы Антония, святителю Алексию, - сильный святой о душе юной предстоит, молитвами его свет истины в ней да не угаснет… Здесь поблизости живёшь? Почто же с семейством при службах я тебя не замечал ранее?
Можно было, конечно, наврать, что бывал ещё как, просто не приметился в толпе, но Алексей врать не стал. Ведь он не знает, велик ли здесь сейчас приход, как часто совершаются службы. Может быть, народу ходит мало, в немногочисленном-то собрании прихожан можно знать всех и в лицо, и поимённо.
- Я… нечасто бываю при службах… Здоровье не позволяет.
- Нехорошо… Какая ни есть хворь, от церковной жизни она отлучать не должна. Хочешь, поговорю о тебе, в болезни на дому посетить…
- Нет-нет, не стоит беспокоиться! Простите великодушно, но я пойду, меня ждут… Я ведь просто мимо проходил, случайно…
Пономарь положил ему на плечо тяжёлую ручищу.
- Ничто не случайно у Господа, отроче. Господь один мог направить меня в этот час сюда - дай, думаю, обойду, посмотрю, где свечи отгоревшие убрать, где маслица в лампады подлить, а обрёл сокровище нечаянное… Может ли случайным быть - ещё сверху я тебя увидал, как стоял ты у придела Димитровского, в честь царственного отрока Димитрия выстроенного, убиенного злодейски впоследствии, через что великое горе Смуты на Русь пришло… Может ли случайным быть, что сейчас ты стоишь пред иконой святителя Алексия Московского, как не вспомнить о другом злодейски убиенном царственном отроке, на которого ты так невероятно похож ликом…
- Я не понимаю, о чём вы говорите.
Как ни полутемно было в церкви, всё же недостаточно. Алексею отчаянно захотелось молиться о кощунственном - чтобы померк свет в окне, погасли все лампады, чтобы непроглядный мрак сгустился и укрыл его.
Пономарь положил другую руку ему на второе плечо, слегка качнувшись при этом в его сторону и обдав снова пьяным дыханием.
- Позволь, не я тебе объясню, я не столь речист, сколько уж дал Господь разумения… Пойдём со мной, я отведу тебя к одному человеку, который всё тебе объяснит. Он счастлив будет одной возможности поглядеть на тебя…