- К какому ещё человеку? Зачем? Я не могу!
- Неужели ты можешь подумать, что я к какому-то лиходею думаю тебя повести? - улыбнулся пономарь, а глаза его теперь казались Алексею совсем не добрыми - цепкими, колючими, и рядом с хмелем странно светился в них ясный, трезвый расчёт, - я служитель божий, а ты несчастное дитя, нуждающееся в помощи… Тебе окажут помощь.
- Мне не нужна никакая помощь. Я никуда с вами не пойду. Пустите меня!
Алексею стало невероятно тошно. Ему казалось, паника, которую он никак не мог удержать, с головой выдаёт его, крупными буквами вычерчивая на его челе, что он прекрасно понял, о чём говорит этот человек, что он бьётся, как птичка, пойманная в силки, осознавшая, что она - дичь, что эта икона - святыня, созданная для помощи и утешения людям - глумливо улыбается и шепчет предательские слова о нём. Сможет ли он сладить с рослым крупным мужиком? Он нетрезв, конечно, но силы в нём это не поубавило, как бы не напротив… А ему одного толчка достаточно, чтоб больше он был не боец. Как Господь попускает творить такое в своём храме…
- Антон! - испуганный, гневный вскрик метнулся под своды и заметался там, как птица, вырвавшаяся из силков и ищущая пути обратно к небу. В дверях стояла Лизанька, силуэт её тонул в уличном свете, таком непривычно ярком, словно выходила она из разверстых райских врат. Казалось, букетом лиловых хризантем она готова разить, как мечом. Пономарь от неожиданности выпустил плечи Алексея. Лизанька подбежала и схватила Алексея за руку, тогда только он заметил, что силуэт был двойным, в дверях остался стоять Ясь. Да, вероятно, они забеспокоились, что очень уж он долго…
Служитель, впрочем, тут же опомнился и снова потянул Алексея к себе за локоть.
- Антон, - он повторил это имя со странной, как и выражение его глаз, смесью удивления и удовольствия, - должен немного задержаться. Я должен отвести его к одному человеку. Если хочешь, девочка, пошли вместе с нами, чтобы Антон видел, что я не хочу ничего плохого…
- Отпустите его немедленно. Никуда он с вами не пойдёт. Антон, пошли, - Лизанька, Алексей чувствовал, вся дрожала крупной дрожью, но её бледное лицо выражало небывалую решимость.
- Не могу, милая, - то ли улыбнулся, то ли оскалился мужчина, - а тебе бы сначала научиться вести себя достойно со старшим и лицом духовным…
- Оставьте моего брата в покое, - Ясь подошёл и отцепил руку пономаря от рукава Алексея, - вы не имеете права его трогать.
- Твоего брата, вот как? - служитель будто незаметно переступил, перемещаясь так, чтобы отрезать детям путь к выходу, - этот мальчик действительно твой брат? Не очень-то похож.
Ясь посмотрел на него холодно.
- Если хотите, спросите об этом у нашего отца.
- Охотно… - в голосе, правда, уже слышались некоторые сомнения, - где же мне его найти и как его имя?
- А здесь как раз недалеко, - вздёрнула подбородок Лизанька, и быстро, но величественно, как корабль с баржами, протащила мальчиков мимо смешавшегося злоумышленника к выходу.
- Наш отец - Феликс Дзержинский, - бросил через плечо Ясь, - захотите - найдёте.
Оказавшись на улице, все трое глубоко вздохнули, а затем быстрым шагом - бежать всё же не стали, чтоб не принял кто из прохожих за воришек - пересекли церковный двор. Только за воротами Алексей почувствовал, какой его, в такой-то солнечный день, бьёт озноб.
- Ну что, вспомнил, почему тебе нельзя в церковь?
Это был странный вопрос, учитывая, что Лизанька об этом знать не могла.
- Лиза, я…
- Хорошо прогулялись… Ничего, вот сейчас обо всём и расскажем. Надеюсь, получим не очень сильную выволочку.
- Зачем? Зачем об этом рассказывать? Лиза, спасибо тебе огромное, но теперь давай поскорее забудем об этой гадкой неприятности. Этот человек пьян, вот и вёл себя как…
- Это ваши православные попы такие? - спросил с возмущением Ясь.
- Не думаю, что именно поп, - бросила Лиза, - хотя как знать… В общем, ему не поздоровится, надо это обеспечить.
- Лиза, не надо! Что человек пьёт - это, конечно, скверно…
- А что он хватает тебя и куда-то тащит - это невинные шалости? Раз и навсегда забудет, как кого-то хватать.
- Он же пьян! Вот ему и примерещились глупости… Ну неужели ты хочешь, чтоб он отвечал, что с пьяных глаз ему показалось, что я похож на царевича Алексея? Это не только стыдно, говорить такое, но и опасно.
Лиза остановилась и повернулась.
- Он посчитал, что ты похож на царевича. Что, вероятно, это можно использовать - например, чтоб собирать для тебя деньги с наивных верующих… А я - знаю, что ты царевич. И тебя необходимо защитить. Жаль, я не Катарина, она что-то придумала бы, она б так с ним поговорила, что он немым до конца дней притворялся бы… Я не умею так. Моё возмущение слишком велико…
- Лиза! - Лизе и Ясю пришлось приложить некоторые усилия, чтобы сдёрнуть остолбеневшего Алексея с места, - Лиза, что ты говоришь!
- То, что на сердце. Давай-ка поторопимся. Как же хорошо, что здесь в самом деле недалеко… Он может уже успеть кому-то рассказать… Так что надо поторопиться.
Им всё же пришлось задержаться на перекрёстке, где долго не могли разъехаться зацепившиеся колёсами две телеги, а возницы перешли к их расцеплению только после отвода души матюгами в ораторских позах.
- И как давно ты так считаешь, и почему? - тихо спросил Алексей.
- Некоторое время уже. Слишком многое к тому вело. Ты знаешь, вы с Ицхаком мне очень дороги оба. Я пока не знаю, кто дороже. Но защищать всё равно всегда буду обоих, там, где это потребуется. Поэтому если у тебя нет смелости, скажу я.
- Эта смелость - предать человека очень серьёзным неприятностям. Не смерти, конечно…
- Может быть, и смерти. И так было бы лучше.
- Лиза!
- Речь о том, что человек готовит какую-то подлость. Вспомни, он не очень-то подобострастно с тобой говорил. Настоящий ты или нет, ему, думаю, без разницы. Он просто хочет тебя использовать. Возможно, ему и его дружкам и не найти тебя никогда… Но просто знать, что ты существуешь, для него много. Ему не за большой труд узнать, что вы с Яном его обманули - здесь, в самом деле, близко нам, ему ещё ближе. Он расскажет кому-нибудь… И одни пожелают спрятать тебя от новой власти, да ещё приписать себе твоё спасение, а другие напротив, пожелают тебя сдать, и тогда у кое-кого прибавится проблем… А чего ты удивляешься? Помнишь Михаила, дедушкин бывший подчинённый, я тебе рассказывала, заходил к нам несколько раз. У него брата арестовали. По доносу попа, между прочим. Так-то.
Строптивая машина, которую последовательно пытались завести все трое, и уже грозилась попробовать и Настя, наконец соизволила. Михаил и Никита, побросав окурки, запрыгнули вслед за водителем по своим местам, и автомобиль, фырча горьким чёрным дымом, с истерическим рыком сорвался с места. Настя выдохнула - шутки шутками, а совсем выбиваться из графика не хотелось. Никиту надо будет высадить на углу Самотечной, какое-то у него там дело, а им дальше, до следственной тюрьмы в Бутырке, и это надолго. И так проволокитились вынужденно, пока ждали, когда закончат с предыдущим следствием, по тому делу, по которому этих троих привлекли - похоже, всё же ошибочно, но хорошо, что в поле зрения-то попали. Сегодня вот наконец выдалась возможность допросить, а нужные показания, как пояснил Михаил, нужны уже завтра, потому что по-честному ещё позавчера нужны были. Оттого настроение у всех в целом было ну очень весёлое. Допрашивать, конечно, едет главным образом он, а она за компанию, наблюдать и учиться. Многое произошло вообще за последние месяцы… Многое произошло, правда, ещё в многие месяцы до того, но в полной мере Настя это теперь только осознавала, оттого чувствовала, что голова у неё словно бы непрерывно кружилась. Этот клубок в её руках несомненно магическим светом засветился, закружил среди неведомых ей прежде дебрей, повёл туда, куда она не чаяла попасть, но куда как раз ей, по законам этой сказки, было надо…
Ну, то есть, по правде, не в её руках этот клубок, конечно, во множестве рук, и все они перебирают многоуровневую паутину, распутывая все её узлы…
- Ты чего, Настасья? - окликнул Миша, заметив, что она так и сидит, вывернув шею и что-то выглядывая позади с хмурым, сосредоточенным выражением лица.
Настя повернулась - всё равно ничего уже не видно, потрясла головой.
- Так, ничего… Просто что-то странное мелькнуло, как-то совершенно неожиданно зацепило взгляд, и не могу теперь понять, что, а секунду назад как будто точно понимала, что… Ненавижу, когда так бывает, мерзкое ощущение.