По движению зала она поняла - привели кого-то ещё. Тут же один из солдат, получив отмашку от Лациса, вывел из-за ширмы сидевших с краю Машу и кадетскую родственницу. Секунды две, должно быть, была тишина… потом вскрик Маши «Батюшка!» - и шум, замешательство, голос Ивана Ксенофонтовича: «Держите его! Врача сюда! Воду ему передайте!» Настя, не выдержав, вскочила с места, солдаты усадили её обратно.
- Афанасий Иванович, вы в порядке? способны отвечать на вопросы? Да, давайте стул…
- Благодарю, всё в порядке…
Это батюшка Афанасий! Он здесь!
- Афанасий Иванович, знакома ли вам кто-то из этих девушек?
- Обе знакомы, господин… товарищ комиссар.
Секундное замешательство, видимо.
- Как - обе? Хорошо, тогда назовите их.
- Это Анюта Мешкова, я хорошо знаю её по работе в Александро-Невском приюте, да и со всей её семьёй хорошо знаком. Достойная девушка, и сразу хочу сказать, что бы там ни было с её дядей, сама она, её отец и мать не состояли никогда ни в каких противозаконных организациях…
- Хорошо, хорошо, а вторая?
Повисла недолгая пауза, в течение которой старый священник, по-видимому, собирал самообладание. В конце её он прямо и твёрдо заявил:
- Это их высочество Мария Николаевна.
- Повторите, пожалуйста, громче, для зала.
- Это бывшая великая княжна Мария Николаевна Романова, третья дочь бывшего государя императора Николая Александровича и бывшей государыни императрицы Александры Фёдоровны.
- Вы уверены в этом?
- Совершенно. Я не знаю, как это может быть, и не моё дело это объяснять, однако передо мной совершенно точно великая княжна, которую я, как бывший духовник царской семьи, узнал бы из тысяч.
Зал взорвался. Народ, как знала Анастасия, об этом заседании был извещён в том ключе, что в числе обвинений будут «организация монархического контрреволюционного заговора с использованием имён членов бывшей царской фамилии» - к правой части «Тактического центра», и «организация убийства членов бывшей царской фамилии» - к эсерам и народникам. В этой связи, вероятно, наиболее сообразительные ожидали, что в зале будут представлены самозванцы, выдававшие себя за кого-то из Романовых, и результат «перекрёстной переклички» их привёл в некоторое, конечно, недоумение… Но когда на весь зал прозвучало так чётко и уверенно «великая княжна» - зашевелились самые тугоухие и тугодумы. Здесь ведь были все - и столичные партийные активисты, и приезжие с Волги, Вятки, Урала, чуть ли не ходоки из каких-то северных деревень - не одного только этого суда ради ехали, но ради него в том числе, главным образом корреспонденты местных газет, и зарубежная пресса, находящаяся на грани удара от того, насколько происходящее превосходило их довольно-таки скептические ожидания. Кто-то из них если и не слышал, то предполагал, что все Романовы были расстреляны, кто-то (из советских) полагал, что они эмигрировали, кто-то (из заграничных) - что их где-то прячут и планируют осудить по какому-нибудь надуманному поводу (если ещё не осудили). Наиболее просвещённые готовились выслушать, как большевики будут спирать свои злодеяния на неугодных инакомыслящих, но едва ли нашлась бы в этом зале пара человек, кто был готов увидеть здесь живую царевну. Говорят, на левоэсеровской скамье кто-то перекрестился…
- Ты чего несёшь, гнида рясобрюха! - пискнула какая-то баба,- зачем опознал-то? - и, опомнившись, спешно оправдывая себя, - самозванка ж…
Жаль, очень жаль было Насте, что шла она не первой, что не видела первой реакции зала, когда её старшие сёстры называли друг друга по имени.
- Свидетель, вы подтверждаете или опровергаете, что названное имя принадлежит вам?
- Подтверждаю, товарищ председатель. Родилась я действительно как Мария Николаевна Романова.
- Что значит - родились как?
- Ну так-то теперь я в любом случае не Романова. Скворец я. Я замужем.
Притихший было зал загудел снова, конец диалога потонул в разноголосице. Бедный добрый старенький батюшка! Сколько потрясений на его долю. Сначала услышать, что они все погибли, теперь узнать, что живы. А потом как-то пережить, что выжили всё же не все… Настя резко выпала из глубокой задумчивости, осознав, что за ширму уже вернулась и Татьяна, и теперь её выход…
А потом их всех подняли и вывели - снова по коридору, в одну из «комнат ожидания». Уже всех вместе. Вместе с несчастными девчонками-соглядатаями, конечно. В комнате сразу разбились по двум скамейкам, иностранки неловко зашушукались меж собой, Анюта Мешкова сидела прямая, как аршин проглотила, подобравшись вся, видно, всё больше ей было не по себе. Но им это всё не важно, конечно, было, кто там на них смотрит и как, они наконец протянули друг другу руки, они наконец обняли друг друга…
Долго, долго отступала пелена тишины, которая окутывала их всех весь этот год. Как с мороза в тепло, не сразу возвращается чувствительность, возвращается способность говорить. Возвращается с болью, со слезами, конечно, но и этим слезам радуешься. Долго Ольга лежала головой на коленях Татьяны, а та бережно гладила её золотистые локоны, остриженные в непривычно короткую, модную нынче причёску. Долго они облизывали пересохшие губы, намереваясь уже что-то спросить, потом пугливо оглядывались на стоящего у двери солдата. Словно всё ещё здесь с ними был жадный прицел множества глаз, ждущих какого-нибудь их неверного шага, невовремя сказанного слова…
- Да ладно это вы, - он наконец осознал причину их нервозности, - говорите меж собой о чём хотите, больше не запрещено. Промеж собой же вас всех проверили, раз всех вместе тут посадили, значит, общайтесь себе. Я и слушать не буду, я тут для охраны просто стою. Ну, нельзя без охраны пока, эти хоть все проверенные и благонадёжные, а всё равно порядок, чтоб я тут был, потому что у меня есть оружие, а у вас всех нет. Мало ли, так и из окошка кто полезет, дело серьёзное, всякое может быть…
- А как же Алексей? - первое, что спросила Татьяна, - почему его нет? С ним… с ним что-то случилось?
- Видимо, техническая накладка вышла, - спокойно отозвалась Настя.
- Техническая накладка?
- Именно. Кого-то раньше привезли, кого-то позже… Это тебе не часовой механизм, а люди, да и часовой механизм иногда ломается. Они и так вон сколько всего продумали и просчитали…
- Ну да, это ж ещё смотря откуда везти… Мы вон только вчера приехали, а должны были три дня назад.
- Что вы имеете в виду, насчёт окошка? - резко спросила «Настина» англичанка, - вы имеете в виду покушение? Разве Дворец не надёжно охраняется?
Её соседка прошептала укоризненно «Ну ведь нас предупреждали».
- Охраняется, конечно. Как оно всегда бывает - одни охраняют, другие думают, как эту охрану обойти. Вопрос-то ныне обсуждается серьёзный, так есть такие люди, что и жизни своей не пожалеют. С крыши, к примеру, тут не стрельнуть, далековато. А вот забраться да в окно гранату бросить - милое дело. Ну и представьте, какой скандалище-то будет, если вас тут всех порешат.
- Здесь второй этаж!
- Ой, второй этаж! - огрызнулась Настя, - у нас один недавно на третий взобрался. Не знаете этих людей, так и не говорите.
Ольга вытянула шею, прислушиваясь.
- Шумят там сильно… Нас, наверное, обсуждают?
- Ещё бы! Одна Машенька какой фурор произвела. Маш, это правда, ты вышла замуж? За Пашку?
- А за кого ж ещё?
- Ну мало ли, может, за Ваньку. Мне так показалось, он к тебе тоже неравнодушен был, только из-за Пашки тихо себя вёл.
- Скверно я сделала, - рассмеялась Мария, - поперёд целых двух сестёр замуж вышла. Ну да что теперь поделать. Да вы рассказывайте, девочки, милые, где жили, как…
И понемногу - начали. Робко, страстно, перебивая друг друга, тормоша, смеясь, плача.
- Сестрички, я думала, я самая счастливая из вас, - говорила Ольга, - у меня такая чудесная приёмная мама. Такая замечательная, добрая женщина… Стыдно говорить, но кажется, я полюбила её совсем как родную… Ну может быть, не как маму, но как очень-очень любимую тётушку. И мне страшно, девочки. Что дальше будет? Сошлют нас куда-то? Отправят к родственникам за рубеж? Я не могу её оставить, не хочу. А она никуда не поедет, она много раз говорила. А я ей теперь поддержка и утешение. Если её настоящая дочь не найдётся… А как найдётся? Если до сих пор не нашлась - то либо мертва, либо… Если она могла бросить свою добрую, несчастную мать и развлекаться где-то в Париже, то у неё нет сердца. А ещё есть дядя, он тоже потерял семью, единственного сына потерял из-за меня…