Идеалисты.
Ханжой барон не был, но досуг адептов Света представлял себе несколько иначе.
Картину заслонила ладонь гиганта, плавным движением омыла шар. Изображение мигнуло, исказилось, заплясав памятную "Сарабанду". Обер-квизитор и без пояснений догадался: кто-то, по всей видимости, Кристофер Форзац, изменил характер работы шара. Фигуры забегали, как ошпаренные. Пронесся из угла в угол племянник Герман; вскочил и снова упал в кресло квестор, сидевший к шару спиной; в дальнем углу нервно разминала запястья молодая женщина со строгим, можно даже сказать, суровым лицом; мелькнул край хламиды… Племянник барона возник посреди залы. Кажется, он что-то выговаривал бесстыднице (совершеннолетняя гуртовщица?), но слов слышно не было.
– Я привлеку чтецов по губам, – тихо заметила вигилла. – Жаль, время торопит…
Словно в ответ, туман дрогнул и поспешил взорваться.
Кроме грохота, Конраду удалось расслышать отдаленный вскрик и звон бьющегося стекла. Полыхнула слепящая вспышка; барон зажмурился. Когда зрение вернулось, глаза начали отчаянно слезиться. Ритм смены картин стал рваным, мозаичным. "Сарабанда" превратилась в безумную пляску менад. Зеленоватые капли пламени отделились от рук человека в хламиде, веером уйдя во тьму за окном. Миг – и чародей мешком осел на пол. В дверях залы рубился один из квесторов, ухитрившись задержать на пороге целую шайку атакующих. Два клинка, длинный и короткий, разили без устали.
Смазанным пятном мелькнула тень: волк? собака? – сшибла другую тень, вломившуюся в окно. Обе катятся по полу. Сполохи, мрак, блики. Разнесенное в щепы кресло. Крупно: опрокинутый шандал. Арбалетный болт глубоко вонзился в стену. Безвольная рука на белом ковре; одна рука – не поймешь, отрублена, или тело просто не попало в "зеницу" обсервера. На пороге упал рыцарь-защитник; топча его, смутные фигуры врываются в залу. Лиц не разобрать. У обер-квизитора невольно вырвался вздох разочарования. Суматоха в углу. Это женщина со строгим лицом. Должно быть, Лайза Вертенна, вольная метательница с лицензией. Её руки с нечеловеческой быстротой снуют взад-вперед: два челнока в новомодном ткацком станке. Что-то летит, поражает, промахивается… Сбоку от Лайзы возникает угловатый силуэт.
Короткий взмах.
Словно подчиняясь приказу, женщина падает на колени.
Пламя выхватывает из темноты лицо. Это Герман. Злые высверки стали. Двое танцуют танец смерти, стремительно приближаясь к шару-обсерверу; их тела закрывают весь обзор. Мелькание теней. Покрывало, сотканное из мглы, рушится, течет по поверхности шара, застит взор.
Конец.
Нет! Барону почудилось, что он сам ощутил удар. Внутри серебристой паутины жалобно застонали. Взвихрилась черно-белая круговерть. Наверное, шар выпал за окно – или его выбросили, желая разбить. Если выбросили, значит, это сделал не чужой маг. Маг прихватил бы полезную и опасную вещь с собой.
Наконец кружение останавливается.
Темные потеки (кровь? кровь Германа?!) залили бОльшую часть шара. Лишь справа вверху остался фрагмент изображения. Колесо повозки. Кучка людей споро грузит тела…
Убитые? Раненые? Пленные?!
Рядом болезненно охнула Генриэтта Куколь. Конрад обернулся к вигилле и в первое мгновение растерялся, что случалось с ним нечасто. Лицо Генриэтты – восковое, с голубыми ручейками вен на висках – застыло посмертной маской. Глаза закатились, руки безвольно упали на подлокотники кресла.
– Вам плохо?! Сударыня! Эй, кто-нибудь, скорее…
– Не надо…
Женщина глубоко вздохнула, приходя в себя. Ресницы ее затрепетали, взгляд обрел осмысленность.
– Спасибо за беспокойство, барон. Звать никого не надо. Мне уже лучше. Просто не рассчитала сил.
Конрад мельком бросил взгляд в сторону конструкции на столе. Туманная сфера исчезла, обсервер погас, а свечи тряслись от страха на краешке столешницы.
Тоненько звенели склянки на полках.
– Вам действительно лучше? Может, кликнуть лекаря или кого-то из ваших коллег?
– Не беспокойтесь. Я рискнула считать остаточные эманации ауры. Обсервер частично вплетает их в структуру изображения.
– И что вы выяснили?
– Там были мертвые. В повозке. Только мертвые. Одни мертвецы… – голос вигиллы дрогнул. – Злоумышленники грузили трупы.
– Ошибка исключена?
– Исключена.
– Я отправил ликторов для опроса стражи на всех выездах из Реттии. Мы наверняка опоздали, но кто-то мог заметить подозрительные телеги…
– Я начала анализ следовой маны по векторам убывания. Надеюсь составить "Розу шагов"…
– У меня есть след.
– На чем?
– На раздавленной свече.
– Не годится. Его нельзя высушить в печи – воск расплавится.
– Среди нападавших был маг. По меньшей мере один. Полагаю, он оставался вне гостиницы…
– Есть шанс установить его личность по чаровому отпечатку мана-фактуры. Обращусь в Большой Гаруспициум – у меня там друзья среди прорицателей…
– Затребую сыскарей с собаками… если в городе есть хотя бы один псоглавец – привлеку к розыску…
– Псоглавцы никогда не идут на сотрудничество в таких делах.
– У меня свои методы. Пойдут, как миленькие. Бегом побегут.
– Задействую эксперта по некро-эманациям. После убийства они держатся до двух суток, время еще есть…
– Повторно осмотрю место происшествия, вещи квесторов…
– Вы не можете держать оцепление вокруг гостиницы больше суток. И закрыть "Приют героев" тоже не в силах – хозяин подымет вой, дойдет до суда… Гильдия Отельеров весьма влиятельна.
– Ничего. Я найду способ.
Слова наждаком драли горло. Потеря племянника из допущения сделалась реальным событием. Редко встречались, часто – какая разница? Холостой, бездетный, давно махнув рукой на семейный уют, Конрад видел в Германе следующего барона фон Шмуца и радовался этому, как если бы оставлял титул собственному сыну.
Носом землю рыть буду. До нижних ярусов ада.
Найду.
Даже если отстранят от дела, как близкого родственника – найду…
– У вас есть версия, барон?
– Есть. Кто сейчас сидит в Черно-Белом Майорате?
– Судя по тому, что квесторы служили Заре Утренней… Черный Аспид там сидит. И ждет начала.
– Аспид, значит? Вы уверены, что он просто сидит и ждет?
– Нарушение орденского Завета и "Пакта о нейтралитете"? Впервые за все время?
– Все когда-то случается впервые. Допустим, этот Аспид энергичней своих предшественников. Допустим, у него особые взгляды на войну чистых начал. И еще допустим, что он очень заинтересован в гибели квесторов.
– Вы правы. Мотив налицо. Хотя… Лорд-временщик Майората должен предвидеть, что подозрение падет в первую очередь на него.
– Уверен, квесторов убрали руками наемников, нанятых через подставных лиц.
– Надо искать исполнителей.
– И брать живыми!
– Не обязательно. Мертвые куда разговорчивее. И не убегают.
Конрад любил глядеть из окна кареты на открывающиеся виды – будь то сельская буколика, кривые улочки местечек или площади столиц. Себя он обычно убеждал, что таким образом упражняет наблюдательность. На самом же деле ему просто доставляло радость умиротворенное созерцание картин, проплывающих мимо. Однако сейчас шторки на окнах кареты были задернуты наглухо: барон желал уединения.
Все возможные запросы и распоряжения сделаны.
Краткий период бурной деятельности сменился временным упадком сил.
Не каждый день теряешь родного человека; есть от чего прийти в душевный раздрай. Оставшись наедине с дурными мыслями, Конрад скользил умом по замкнутому кругу: словно грешник по ярусам владений Нижней Мамы. В общей картине преступления чудились несообразности и "белые пятна". Вот уж точно, что "белые"… Мельтешит эдакая пакость на краю поля зрения, а глянешь пристальней – и нет ничего. Естественно, подобные капризы не улучшали настроения.
– Приехали, сударь!
Как и распорядился клиент, агитатор остановил карету на перекрестке, за два квартала до переулка Усекновения Главы. Далее обер-квизитор намеревался пройтись пешком. За право именоваться "агитатором" ("возница благородных" на старо-реттийском) любой извозчик рангом пониже, не задумываясь, пожертвовал бы личной бляхой, бородой и целомудрием супруги. Однако в Гильдию Агитаторов принимали исключительно каретных кучеров, да и то с разбором. Стоили услуги агитатора втрое-вчетверо по отношению к прочему извозу. Удобство кареты, мягкая езда, запрет на лихачество и гарантия своевременного прибытия именно туда, куда ты собирался прибыть, по мнению барона, с лихвой окупали расходы.