— Матушка! — Молодой человек привстал со скамьи и со смешанным чувством посмотрел на кристалл. После чего опустился перед матерью на колени и, склонившись, проговорил: — Матушка… Я уже женат…
— Что?!!
— Матушка, я месяц как женился, — упавшим голосом повторил юноша. — Отец дал свое благословение. А к вам я приехал вместе с моей Айлидис, чтобы представить ее вам.
Морайя, оцепенев, слушала, как он рассказывал о том, как встретил эту девушку, как они полюбили друг друга, как поняли, что созданы друг для друга. Как князь-отец и родители невесты одобрили и благословили их брак. И отец, и сам молодой князь писали княгине, но она не отвечала. Пришлось обойтись без ее благословения, но вот сейчас он приехал, чтобы исполнить свой сыновний долг, и привез познакомить юную жену с матерью. Он уверен, что матушка также полюбит свою прелестную невестку, которой он много рассказывал о матери и которая заочно уже любит и уважает свою свекровь…
Молодой принц был счастлив — это было сразу видно, и Морайя не показала ни жестом, ни словом, как эта новость поразила ее в самое сердце. Женился! И на ком? На какой-то девице из нищего Пограничья! Ясно, у них в лесах тайных трав много и травознаек хватает — опоили мальчика, да и князя-отца — с чего бы иначе он так легко дал разрешение на столь неподходящий брак? О Боги!..
Тем не менее вслух Морайя ничего такого не сказала и нежданную невестку приняла ласково, чтобы не расстраивать сына и не задевать его чувств. Лучше подождать, решила она про себя, пока любовный напиток, который ему, несомненно, поднесли, не выветрится. Пока же его глаза все равно ничего, кроме красоты и любви молодой жены, не видят.
Девушка, которая стала невесткой Морайи, была красива — этого отрицать было нельзя. Но манеры… О Небо! Что это за манеры для княгини: конфузится легко, краснеет, как какая-то крестьянка, глазки голубые долу опускает; ни вкуса, ни знания этикета, ни связей при Дворе… А воспитание? Чему ее учили: шить-вышивать, варенье варить — а научили ли в изящной беседе вставить остроумное слово? припомнить чье-то мудрое высказывание? процитировать строку из поэмы древнего автора? хотя бы письмо написать по всем правилам?.. Да умеет ли она писать вообще?
Морайя все же настояла, чтобы сын проверил свою жену Младшим Арканом. Он послушно сделал все, о чем она попросила, — кристалл остался бесцветным.
— Вот как? — только и сказала Морайя, узнав об этом.
— Матушка, ваш камень лжет! Айлидис любит меня! — горячо восклицал раздосадованный князь.
— Может, и любит, — отвечала Морайя. — Только не она предназначена тебе судьбой.
Молодой человек лишь упрямо покачал головой, не соглашаясь.
— Хорошо, — сказала Морайя, — но все же возьми кристалл. Храни его при себе — может быть, он поможет тебе когда-нибудь найти свое счастье.
— Счастье? — Молодой князь с сомнением посмотрел на протянутый матерью кристалл и, завернув его в бархатную тряпицу, спрятал в кошель.
КНИГА ПЕРВАЯ
КОЛДУН И ИМПЕРИЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
БАТЕН
Он вспомнил о нем только много времени спустя, когда вернулся из Столицы, где представил свою юную жену при Дворе Императора. Однажды он случайно обнаружил его в кошеле, и до него не сразу дошло, что это за камень и как он попал в кошель. А вспомнив, он устыдился и решил, что негоже таскать материнский подарок в кошеле — мало ли что с ним там может случиться: разобьется, потеряется, украдут с кошелем… Пусть лучше его вставят в какую-нибудь оправу. Или, может, в рукоять стилета? Да, решил Сегин, лучше всего — вставить камень в рукоять стилета, чтобы при случае показать матери, что ее подарок не забыт любящим сыном.
Вскоре он отдал бесполезный, как ему казалось, подарок ювелиру, через несколько дней получил его обратно, вправленным в рукоять своего стилета, — и тут же вновь забыл о нем.
Он был счастлив.
Ему не нужен был Младший Аркан, чтобы знать — Айлидис любит его.
— Вот он, Второй Форт, — сказал старый солдат, показывая вперед.
Батен посмотрел туда. Дорога спускалась в лощину между двумя сосновыми рощами; если как следует присмотреться, там можно было увидеть фрагмент бревенчатой стены, обеими сторонами уходящей в заросли.
— Это уже Ограда? — спросил Батен.
— Она самая, — подтвердил инвалид. — Ограда над Краем Земли. За ней на милю примерно ивняки, овраги, а дальше уже ничего нет — самый Край, — повторил старик с удовольствием. Он служил на местных заставах почти всю жизнь, а пугать новичков для старожилов всегда было развлечением. — Там, — продолжал он с некоторым даже сладострастием, — почитай, ни одной души до самого Обрыва. Только разъезды патрулируют. Или рыбоеды когда шастают, на людей охотятся.
— Зачем? — спросил один из новобранцев, хотя и заранее знал ответ.
Старый солдат усмехнулся:
— А ты попробуй на одной рыбе всю жизнь поживи. Ох, как мясца-то захочется.
— Они что, значит, человечиной питаются? — с недоверчивым ужасом поинтересовался другой новобранец.
— Доведется — и человечиной, — охотно ответил инвалид. — Ихних-то тварей, что вместе с ними на Обрыве живут, им вера есть запрещает, свои вроде как, вот и лезут к нам.
— А правду говорят, будто у рыбоедов крылья есть? И перепонки между пальцев? — спросил еще кто-то. ..
Инвалид хмыкнул.
— Крыльев я у них не видал, но летать они могут.
— Как же так — без крыльев, а летают?
— А как они по гладкому Обрыву сюда, почитай на три мили вверх, поднимаются? — вопросом на вопрос ответил инвалид, и все замолчали.
Новобранцы, сплошь деревенские парни, из своих избенок дальше, чем за околицу, не выходившие, готовы были поверить любым байкам о столь отдаленных от их родных деревень местах, о которых только и слыхали, что в детских страшилках. А тут вот оно — Обрыв, Край Земли, за которым уже ничего нет, за которым пустота — до самого Великого Океана.
Не таков был Батен.
Прислушиваясь краем уха к разговору, он оглядывался вокруг, впрочем, с не меньшим, чем остальные, интересом, но ничего необычного пока не видел — те же поля, луга с редкими рощицами, каких в Империи множество везде — от Жуткой Пустыни до Северного Пограничья и от Махрии и Чифанды — досюда, до Обрыва. До Края Земли.
Сзади, где-то на расстоянии полумили, парные запряжки огромных горбатых волов тащили за собой стволы деревьев.
— Это для Ограды? — спросил Батен.
— Нет, для рыбоедов, — ответил старик не очень, как Батену показалось, охотно. — Для Ограды здесь рубят, а рыбоедам отборный лес возят, из самого Серебряного бора.
— Зачем? — Батен был удивлен. Он читал о поморниках — диком, отсталом племени варваров, столетия назад оттесненном Империей к Краю Земли, а потом и вовсе изгнанным за Край, где это несчастное нищее племя так и жило в пещерах по всему Обрыву, влача жалкое существование, питаясь отбросами, падалью, рыбой да тем, что удавалось украсть, вело меновую торговлю с имперскими купцами, отдавая за безделушки и тряпье бесценный морской шелк и жемчуг; кажется, поморники ни о чем так не мечтали, как только выбраться из сырых нор, куда их загнали воины Императора Расаласа X, и пройти по просторам Империи, неся страх и разорение городам и усадьбам богатого государства… И вот надо же, им, оказывается, продают отборный корабельный лес! Зачем? Не пещеры же отапливать?