Бэр постарался разобраться в том, что сказал Франкович, и только потом заговорил:
— Раз уж я здесь, скажи, где ты был накануне вечером и в ночь, когда все это произошло.
— Отвечу так, как отвечал полицейским: ходил в поход с группой младших скаутов. Они это проверяли.
— Ходил в поход с младшими скаутами? — удивился Бэр, одновременно довольный тем, что полиция не поленилась проверить слова Франковича. Боец только приподнял и опустил плечи. Бэр, прищурившись, посмотрел на него. — Есть идеи, кто бы это мог сделать?
Франкович ушел в свои мысли, представляя матч-реванш, который никогда теперь не состоится. И только покачал головой:
— Понятия не имею.
— Позвони, если что-то придет в голову. — Бэр положил на стол визитную карточку. Встал, спрятал пистолет в кобуру и натянул на нее рубашку.
Когда он шел через спортзал к выходу, никто не сказал ему ни слова.
Глава двадцать четвертая
Викки Шлегель стояла перед оконным кондиционером, доблестно пытающимся преградить путь жаре. Она переставляла на полках безделушки и фотографии, но теперь решила прерваться — перекурить и выпить кофе. Ей было нелегко сосредоточиться на своем занятии, учитывая проблемы и навязчивый шум. Под шумом она понимала доносившуюся из комнаты Чарли убогую и зловещую музыку. Певец что-то завывал насчет мяча и крекера, а затем по мозгам ударил громкий гитарный аккорд.
Проблемы были у Дэни. Викки держала в руках фотографию сына: он был снят всего несколько лет назад на площадке для игры в софтбол — милый, ничем не удрученный. А теперь ее мальчик страдал, и Викки понимала почему: он не мог выбросить из головы смуглую стерву. Викки видела ее всего несколько раз — у нее было свое жилье, и она не жаловала их дом. Но Викки поняла, на что та способна — на ее глазах кружила голову не только Дэни, но и Чарли, и даже Терри, и те моментально глупели. Только Кенни-Медвежонок сумел устоять против ее убогого латиноамериканского шарма. Не было ничего хорошего в том, что эта особа жила с Дэни, но потом она его бросила — ушла к кому-то другому, и у парня вовсе поехала крыша. Викки не знала ничего конкретного, но в этом не сомневалась. Если девица вот так исчезает, она понимала, что это значит. Ей подсказывала материнская интуиция. И от этого ей хотелось вырвать у шлюхи ее карие глаза с поволокой.
И еще: Терри уж очень загонял ребят. Викки взглянула на другую фотографию в раме: трое мальчиков и Терри сняты лет семь назад. Кенни совсем ребенок — еще не вытянулся. Чарли и Дин — нескладные, долговязые, несформировавшиеся подростки. Кто бы мог представить, что они станут такими, как сейчас: сильными, смешливыми, мускулистыми. Им все удалось. Это был невероятный план Терри. Пришлось попотеть, чтобы добиться своего. Но нет тверже характера, чем у ее мужчин. Это уж точно. Однако в последнее время мальчики слишком много трудились, и Викки видела последствия: Терри от усталости посерел, под глазами появились мешки. Все стали мрачными. Только Кенни сохранил цвет лица и упругость. Зато из комнаты Дэни слышались сопение и плач, а когда сын раз в неделю пускал Викки к себе, чтобы поменять белье, она видела, сколько у него скапливалось пустых бутылок. Из-за того, что ей приходилось слышать из-за двери Дэни, она была почти признательна музыке Чарли. Почти, но не совсем. И что он там делает с телефоном? Под этакий-то грохот? Наговаривает тысячи минут в месяц! Викки видела счет за его мобильник. Сквозь стены неслось душераздирающее гитарное соло. Мать постучала сыну в дверь.
— Чарли! У меня лопнут барабанные перепонки! — И каков результат? Музыка стала только громче.
Надо было чем-то помочь Дэни, и Викки задумалась над тем, что бы такое она могла для него сделать. Она взяла мобильный, вышла на улицу, где было жарко, но по крайней мере тихо, и набрала номер телефона своего брата.
— Позовите Ларри Бастейманта, — обратилась она к ответившему ей человеку. Ждать пришлось около минуты.
— Бастеймант, — послышался голос в трубке.
— Привет, Ларри, это Викки. Можешь мне кое-кого найти?
Дин был напуган, чувствовал себя паршиво — выбитым из колеи. Голова не варила. Он целый день сидел в своей комнате с выключенным светом и отлучался только затем, чтобы слить да выпить. Никак не мог выкинуть из сознания ту ночь. Видение ее возвращалось к нему, словно бесконечно повторяемый фильм ужасов. Он с самого начала чувствовал, что нарвется на неприятности. Как же иначе — они ради этого туда и явились. Он так и знал, что у него перед носом будут размахивать пистолетом. Чувствовал, словно от страха обрел дар ясновидения. Но это отнюдь не придало ему сил, и вместо того чтобы броситься на коротышку и нейтрализовать его, прежде чем возникли осложнения, он ощутил, что его руки и ноги ослабели и стали мягкими, словно вареная лапша. Ухватился за край раковины и судорожно дышал, боясь, что его вот-вот стошнит. Вспомнил, что несколько лет назад сказал ему отец, когда он бросил борьбу — он «рад, что приобрел в Дине такую славную дочурку». Лишь память об этом оскорблении заставила его шагнуть к двери из ванной.