Манфред помог подняться на грузовик раненому, стоя в кузове, протянул Гюнтеру руку.
— Забирайтесь. Давайте ваш чемодан, чёрт бы вас побрал! Живее!
— Разве это возможно?
— Перестаньте, Гюнтер. Вы не видите, что в этом чёртовом аду до нас никому нет дела?!
Гюнтер ухватился за руку Манфреда, но саквояж так и не отпустил. Забрался в кузов, и они уселись прямо на полу между носилками. Борт закрыли, и “опель” пополз в гору, постепенно набирая скорость и поднимая клубы дорожной пыли.
— Куда вы теперь? — спросил Гюнтер.
— В Арденны. Искать свою часть.
— Вы же уезжали на Восточный фронт, насколько я помню.
— Точно, было. Сначала Кавказ… — Фред несколько секунд молчал. — Я плохо помню начало кампании. Вернее, не помню совсем ничего. Как будто вырезали полжизни. Вы медик, может, скажете, отчего это?
— Ранение?
— Не знаю, но шрам от пули есть. Но вот когда я его получил, сказать не берусь.
— Контузия могла спровоцировать потерю памяти.
— Возможно, но я и этого не помню, — ответил Лист.
— А дальше? Что было дальше?
— После провала под Сталинградом нас перебросили на помощь к Паулюсу, но было уже слишком поздно. Затем Греция и Югославия. А теперь вот — Западный фронт. А вы?
— Я в Страсбурге всё это время, да…
Гюнтеру не очень хотелось распространяться о своей деятельности в Анатомическом институте. Теперь, когда он снова оказался практически на линии фронта, среди раненых и умирающих, вся эта возня в подвалах Хирта показалась ему совершенно бессмысленной тратой времени. И не такой дешёвой, надо полагать. Интересно, во сколько сотен тысяч рейхсмарок в год обходилось вермахту это удовольствие? Мысли о деньгах заставили Гюнтера плотнее прижать к боку саквояж с тетрадью Августа Хирта.
Шум моторов стал слышен отчётливо, когда предпринимать какие-либо действия было уже поздно. Они даже не успели сообразить, что произошло — с режущим мембраны визгом свинец прошил по диагонали тент грузовика, ударил в пол и противоположный борт. Лежавшие на носилках раненые вздрогнули и замерли. У сидевшего напротив парня с перебинтованной рукой снесло половину головы.
— Дьявол!
Манфред инстинктивно растянулся на полу машины и толкнул Гюнтера. Вероятно, несколько пуль попали в кабину. “Опель” стало подбрасывать на ухабах, он съехал с дороги. Машина быстро теряла скорость, пока совсем не остановилась.
Лист вскочил на ноги, отдёрнул тент и выглянул.
Двухмоторный “Локхид” закончил вираж и заходил для новой атаки. Манфред посмотрел на раненых, встретился с испуганным взглядом Гюнтера Уде. У них было всего несколько секунд, чтобы покинуть автомобиль. Лист спрыгнул на землю и откинул борт.
— Живо из машины! Быстрее, быстрее! Гюнтер, что вы копаетесь…
Раненые просто вываливались из грузовика. Падали на землю, пытались отползти как можно дальше от машины. Несколько особо тяжёлых так и не смогли выбраться.
Гюнтер оказался на земле в числе первых, по-прежнему не выпуская саквояжа из рук. Они с Манфредом обогнули грузовик и побежали в сторону лесополосы. Первые пули застучали по металлической кабине и деревянному борту “Молнии”. За спиной послышались крики. Манфред бежал впереди, стараясь двигаться по ломаной траектории. Пули падали совсем рядом, поднимали в воздух комья земли и пыли. Лист услышал, как за спиной чертыхнулся и упал Гюнтер. В этот момент Листа накрыла тень от самолёта. Фред пригнулся и посмотрел вверх, вслед удалявшемуся фюзеляжу “Локхида”. Было видно, что он снова шёл на разворот.
Манфред обернулся. Гюнтер лежал всего в паре шагов позади, пробовал подняться на ноги. Наконец он встал на колени, одной рукой опираясь на землю. С правого боку на его серой шинели появилось чёрное пятно. Оно увеличивалось в размерах, и Гюнтер схватился за раненый бок. Убрал руку и взглянул на окровавленную ладонь.
— Фредди, да что же это…
Манфред помог Гюнтеру подняться с колен, тот мёртвой хваткой вцепился в саквояж.
Спасительная полоса леса приближалась невыносимо медленно, раненый еле волочил ноги, и Листу пришлось тащить Гюнтера на себе. Пилот к тому времени развернул машину, постепенно снижая высоту. Лист с облегчением заметил, что пилот сделал выбор в пользу расползавшихся от “опеля” раненых, сместив угол атаки влево.
Фред втащил медика под деревья, проволок ещё несколько метров и упал. Зажал ладонями уши, когда со стороны санитарной машины послышались истошные крики.
Американец сделал ещё один заход, и вскоре шум моторов стал удаляться в направлении Страсбурга. Фред приподнялся на локте, шумно выдохнул, прогоняя усталость, и посмотрел на Гюнтера. Лицо медика было бледным, он часто дышал, ртом шла кровь.
Лист подвинулся к раненому, снял куртку, скрутил и подложил под голову Гюнтера. Тот приоткрыл глаза и, превозмогая боль, приподнялся, озираясь по сторонам.
— Саквояж… Где саквояж?
— Дался вам этот чемодан, Гюнтер… Лежите и не двигайтесь. Я вернусь к машине, посмотрю, может, живые есть. Попытаюсь остановить какой-нибудь транспорт…
Гюнтер не дал ему договорить, схватил за рукав и, притянув к себе, быстро и сбивчиво зашептал в ухо.
— Там, в саквояже, очень… Важные бумаги, Фред. Документы… Дайте мне слово… О них никто не должен узнать. Я вас прошу… Обещайте, что вы спрячете их в надёжном месте, пока я не…
— Прекратите, Гюнтер. Я вас вытащу.
— Со мной всё, Фред… Обещайте…
Дальше Манфред уже ничего не мог разобрать. Гюнтер беззвучно шевелил губами, пока окончательно не затих.
Манфред вышел из леса, пробрался в сторону санитарного грузовика. Живых он так и не нашёл. Раненые пытались отползти от машины в разные стороны и теперь лежали вокруг в самых неестественных позах, перемотанные грязными окровавленными бинтами.
Лист смотрел на эту мрачную картину и думал о том, что скоро всё должно закончиться. Союзники почти вплотную прижали их к линии Зигфрида, а русские уже вытеснили из Болгарии и Югославии.
Он вспомнил, как в марте тридцать восьмого они с Хелен всю ночь добирались в Вену, чтобы не пропустить приезд Рудольфа Гесса. Вспомнил гордость, которую испытал, когда мобилизовался в армию вермахта. Затем европейский блицкриг: Польша, Франция… Казалось, весь мир вращается только благодаря их победным маршам на запад. А теперь вот эта грязь и кровь, и неизвестно, что будет завтра.
Странно, что ему в голову пришла мысль о Хелен. Он даже лица её не мог восстановить в памяти. С тех пор, как их группа покинула высокогорный отель, всю предыдущую жизнь окутывал непроницаемый туман. Сегодняшнее воспоминание было внезапным, как вспышка — размытым и лишённым деталей. Как будто всё это происходило не с ним. Скорее всего, следствие полученной на Кавказе контузии…
Манфред услышал шум автомобиля и вышел на дорогу. Небольшой грузовик притормозил у обочины, водитель сказал, что едет в Шарлеруа. Это было его направление. Фред перебросил саквояж через борт и забрался в кузов.
(обратно)
Глава 16
СССР, Рыбинск — Москва — Малгобек. Лето — осень 1942 года.
Завьялов здорово просчитался, рассчитывая добраться до Пятигорска за две-три недели. Несколько дней в лесу плутал — сразу выйти на трассу побоялся и ушёл севернее, в самую чащу. Так безопаснее показалось. Питался тем, что под ногами было. Чуть с голоду не подох, пока к посёлку вышел.
Какое-то время прятался то в Больших Мхах, то в Васильково. Днём ныкался по заброшенным избам и сараям, и только в сумерки, словно вурдалак, выходил на поиски пропитания. Дальше из района двинуться не спешил, прекрасно знал, что Коваленко будет рыскать в округе ещё неделю, а то и две, это как минимум. Да и по истребительным батальонам наверняка наводку дали, тоже ищут, поди. На дорогах сразу изловят, лучше на месте пересидеть.
Как только Паша понял, что охотиться за ним больше не будут, он вышел на тракт и остановил первую же попутку.