Манфред уткнулся в “восемь” и увидел перед глазами пиковую восьмёрку. Мысленно отбросил её в сторону. Карта кружилась в воздухе, пока не исчезла в тумане.
— Ваше полное имя?
Голос принадлежал уже кому-то другому. Рот толстяка оставался закрытым, когда прозвучал вопрос. Лист оглянулся в поисках того, кто спрашивал его имя. Комната плыла перед глазами, и голова пошла кругом. Он зажмурился, посмотрел прямо перед собой и увидел Элизабет.
— Манфред фон Лист, — ответил, удивляясь дребезжащему тембру собственного голоса.
— Ваше звание?
— Обер-лейтенант первой горнострелковой дивизии вермахта.
— Вы женаты?
— Нет… Да. Я женат, но… Я не разведён.
— Имя вашей жены?
— Хелен.
Перед глазами Манфреда появилось лицо женщины. Лицо, которое он видел ещё задолго до войны. Хелен казалась ему совсем другой. Не той, что встретила его в пустом доме, когда он приехал перед переброской на Кавказ.
— Ты же не пойдёшь с ними?
Ему показалось или Хелен действительно встревожена? Нет, не показалось. Определённо, она переживала за него. Фредди только рассмеялся. Ответил, что это уже решено. Ничего сложного. Это ненадолго. Всего несколько дней, и он вернётся в Инсбрук. Конечно, он будет скучать. Зато на следующий день о нём будет говорить вся Австрия.
Лист взял в ладони её лицо, Хелен закрыла глаза…
Он увидел, что она плачет.
— Когда вы в последний раз видели Гюнтера?
— Дайте вспомнить… Месяца три назад, прямо перед прилётом в Приэльбрусье. Пивная “Элефант” в Инсбруке, это на Рингштрассе. Он ещё ругал Восточный фронт. Ему не нравилось, что у русских за спиной чертова Сибирь и им всегда есть куда отступать.
— Я был на передовой в Польше и во Франции, Фред. Всё работало, как отлаженный механизм. После того, как я попал на Восточный фронт, я больше не узнаю нашу армию. Это не война, это чёрт знает что! Когда представлю, что за плечами русских Сибирь, мне становится не по себе, лейтенант.
Фреду только предстояло познакомиться с неприятелем. Он слабо представлял себе, с чем ему придётся столкнуться на востоке. Но он не переставал думать о Хелен. Он был уже здорово пьян. Сказать ему или не стоит? Нет. Зачем? Это только его проблема и его боль.
— Вы знаете, а ведь он оказался прав. Мы действительно можем потерять зубы в этой самой России.
— Вы виделись с ним позже?
— О чём вы? Я его больше не встречал.
— А в Страсбурге?
— Нет.
— Что вы сделали с тетрадью?
Казалось, вопросы сыпались на него со всех сторон. Лист стал беспорядочно крутить головой. Перед глазами мелькали зелёный халат врача и лиловое платье Хелен… Или Элизабет.
— Вы встречались в конце войны?
Когда для Манфреда наступил конец войны? Он вспомнил “Приют одиннадцати”, снежную бурю и Гроота. Пик Калицкого… Дальше не было ничего. Возможно, это и есть конец войны, конец всего.
— Говорю же, я его больше не видел.
— Где вы жили после войны? — услышал Лист следующий вопрос.
— Разве война закончилась?
— Франкфурт, — подсказал голос, и Манфред подхватил мысль, потянулся за ней. Казалось, она вот-вот ускользнёт. Он стал говорить быстро.
— Франкфурт-на-Майне, Берлинерштрассе. Дом не помню. Тринадцать ступеней до лифта. Квартира… Восемь, в торце. Я никогда не был в Грайнау.
— Что?
— Я не был в Грайнау! Никогда!
Манфред почти кричал.
— Тетрадь там, в Грайнау?
— Я не знаю.
— Вы кому-нибудь показывали записи доктора Хирта?
— Я не понимаю. Я не видел никаких записей.
— Как звали вашу вторую жену?
— У меня не было второй жены.
— Как звали вашу собаку?
— Вы шутите? Я терпеть не могу собак…
Манфред рассмеялся. Откуда-то извне он снова услышал голоса.
— Я ничего не понимаю. Он назвал адрес, но не может вспомнить ничего, что было после войны.
— Может, ввести ему дополнительную дозу?
— Не стоит. Он и так уже на пределе. Введите ему ноксирон.
Элизабет вошла в кабинет. Через панорамное окно бросила взгляд на мегаполис, раскинувшийся внизу, прямо под её ногами. Села за большой дубовый стол, включила монитор на стене и нажала кнопку селектора.
— Флетчер, зайдите ко мне.
Несколько минут доктор Джонсон просматривала видеозапись допроса, перематывала назад, снова смотрела, вслушиваясь в каждое слово.
В кабинет вошел Флетчер. Тот самый толстяк, похожий на врача. Вместо халата на нем теперь были серый костюм и галстук. Он бросил взгляд на экран, поморщился, утонул в мягком кресле. Какое-то время они изучали запись, наконец Элизабет нарушила молчание.
— Что вы об этом думаете?
— Думаю, он не врёт. Это невозможно чисто технически.
— Смешно говорить о технических возможностях, когда мы имеем дело с… Тем, с чем имеем.
— Мне кажется, зря мы всё это затеяли, — Флетчер неопределенно пожал плечами, — ведь сразу было понятно, что это не он. Вы же видели фото.
— А сигнал?
— Возможно, что передатчик попал к нему случайно.
— Не исключено. Но как вы объясните, что он знает адрес своего дома во Франкфурте?
— Вот тут я затрудняюсь ответить, Элизабет. Это логике не поддаётся.
— Тут вообще нет никакой логики, герр доктор. В одном я абсолютно уверена — если он знает адрес, значит, вспомнит и про тетрадь. Вы правы, это не Лист, но он прочно с ним связан. Каким образом, я пока не знаю, но почему-то уверена в этом.
— Если бы ваша мать была порасторопней тогда… В шестьдесят втором, то…
— Я не хочу больше это обсуждать, Флетчер, — в голосе Элизабет зазвучали стальные нотки, — тем более вы тогда тоже сплоховали, не так ли? Записи были практически у вас в руках.
— Просыпайся, ты уже пять часов дрыхнешь.
Манфреда теребили за плечи, он отмахнулся, подумал сначала, что сон. Чертыхнулся и неохотно открыл глаза.
Колючий голубоватый свет, который пробивался из-под полки, осветил часть комнаты и фигуру человека. Это был Завьялов. Лист поднялся, чтобы размять ноги, но тут же снова опустился на полку, Паша присел рядом.
Голова гудела, и во всём теле чувствовалась слабость. Рёбра, руки, ноги и внутренности выкручивало от боли.
Манфред нисколько не удивился, увидев Завьялова в комнате. Видимо, вся эта свора, включая Ракеша, работает на доктора Джонсон.
Манфред озвучил Паше эту свою последнюю мысль.
— Тщеславие и магия денег — две энергии, удерживающие этот мир от падения в хаос, — ответил Завьялов.
— Довольно цинично.
Паша только пожал плечами и, посмотрев себе под ноги, неожиданно сплюнул прямо на пол. Манфред поморщился. Это не его дом, и оставаться тут надолго он не собирался, но плевок вызвал у него чувство брезгливости. Паша испытующе и в то же время дружески посмотрел на Манфреда.
— Ты ничего им не сказал, — произнёс он скорее утвердительно.
Листу стало смешно. Какого дьявола его здесь держат? Что он может рассказать, если и сам толком ни черта не знает? Да если даже и знал, при таком раскладе он не сказал бы ни слова. Как только правда вскроется, его мгновенно отправят на тот свет. Как раз туда, откуда он появился.
Паша прервал его мысли.
— Тебя в покое не оставят, приятель. Не заговоришь сегодня, заставят завтра.
— Я ничего не знаю.
— Ну-ну.
Завьялов встал и прошёлся по комнате. Остановился напротив Манфреда. Казалось, он хочет что-то сказать, но размышляет, стоит говорить или нет. Наконец решается.
— Тетрадь в Альпах. На северной стороне Эйгера. Скажи им, что она в тайнике и что только ты сможешь туда добраться.
— Что? — Манфреду показалось, что он ослышался.
Павел кивнул многозначительно.
— Она там, ты уж мне поверь. Скажешь, что точно не помнишь, но найдёшь, когда окажешься на месте.
— А она точно там?
— Она там, чёрт бы тебя побрал!
— Хорошо, где искать?
— Возле Бивака смерти. Рядом с тем местом, где последний раз видели Зедльмайера. Ты должен помнить, это в тридцать пятом было.