Язык прошёлся по шву промежности, заскользил вокруг другого центра наслаждения, нырнул в него, раскрывая. И, когда ему это удалось, его заменил большой палец, а остальные массировали крестец. Затем она достала его член и вновь обхватила губами, но лишь сжимала, двигаясь в другом месте.
И вот он вновь приблизился к сияющей бездне и готов был упасть в неё, полностью растворяясь. Но она вновь остановилась, отводя его от края.
Выпрямила ноги, провела руками по трепещущему телу и села сверху.
— У тебя есть презерватив? — прошептала она.
— Только на кассе.
— Ладно, пойдём другим путём. Ты ведь не против?
Нет, он был не против, он изнемогал от желания проникнуть в неё через любое отверстие. И она направила его, указала дорогу. Он только и успел, что войти, сделать пару шагов, и ослепительный взрыв расщепил его тело на атомы, разметав по бескрайней вселенной.
— Держи, — сказала она, возвращая его из блаженного небытия и помещая что-то в ладонь.
— Что это?
— Мухобойка. Бей, исхлестай мою грудь.
Чувствуя, что у него сейчас окончательно съедет крыша, он ударил её раз, другой и, с удивлением ощутив, что вновь крепнет в ней, задвигался.
— Бей, сильнее, как хочешь, как мечтал избить Инну, отомстить за мать!
Игорь услышал, как кто-то воет, и только спустя какое-то время понял, что воет он сам и бьёт, или бьют его, потому что в груди было невыносимо больно. Боль рвалась изнутри, разрывая когтями сердце и мышцы, прогрызая грудину, и наконец вырвалась, вырвалась отовсюду, покинула пустой кокон и улетела, расправив чёрные сияющие крылья. Только пустота осталась в Игоре, пустота, тишина и покой.
Комментарий к 9. Норман Бейтс *Для тех, кто не смотрел сериал “Мотель Бейтса”, поясняю. У Нормана раздвоение личности. Второй личностью является его мертвая мать, из которой он сделал чучело. Он не знает, что она мертвая, и общается с ней, как с живой. Периодически она полностью берёт его тело под свой контроль, этого времени Норман не помнит.
====== 10. Ирвин ======
Он проснулся от невыносимо острой слепящей боли в животе и закричал. Раскалёнными щипцами она выдернула его в явь.
— Как ты мог?! — закричал вслед за ним Норман, вытаскивая из его живота нож. — Как ты мог сделать с ней такое?! Изнасиловал, избил! А ведь я поверил тебе, твоей доброте, а ты! Ты предал меня, как мой отец!
И он вонзил нож ему в грудь. Игорь задёргался, силясь втянуть воздух, закашлялся, изо рта полетели брызги крови.
— Что ты наделал? Что ты наделал? — вопрошал Норман, кружась по номеру, натыкаясь на предметы и раскачиваясь взад-вперёд. — А-а-а-а! — закричал он, хватая себя за волосы. — Почему? Почему?!
— Я думал, — прошептал Игорь.
— Что?
Норман подлетел к нему и склонился к окровавленным губам.
— Я думал, что это ты, что ты просто… просто так играешь. Я ведь чувствовал твоё тело.
Из глаз Нормана покатились слёзы. Он вытащил и отбросил нож. Обнял Игоря. Его сотрясали беззвучные рыдания.
— Ты мне понравился, — выдохнул Игорь, — прости меня… я рад… рад, что это был ты…
Игорь умер.
Норман свесил его тело с кровати, подставил ведро и перерезал горло. Залез на кровать, приподнял за ноги и держал сколько мог, чтобы стекла кровь. Затем вскрыл живот и выпотрошил. Сходил в свой номер, нашёл в сумке толстую нитку с иголкой, пару больших мусорных пакетов и вернулся. Сложил внутренности в пакет и завязал, чтобы не воняли. Ведро накрыл крышкой и поставил в шкаф.
Аккуратными стежками зашил пустой живот. Склонился к лицу, погладил по голове, щекам, поцеловал.
— Теперь надо вырезать глаза и извлечь мозг.
— Нет, мозг трогать не надо.
— Мама?
— Нет, ты ведь теперь знаешь, что, кроме тебя, здесь никого нет.
— Знаю, — прошептал Норман и ощутил, как тяжко заныло сердце, коснулся иссечённой груди. — Знаю.
— Тогда привыкай к одиночеству.
— Нет. Нет! Да, мозг трогать нельзя, иначе как он будет со мной говорить? Зачем мне безмозглый Каору, безмозглый друг?
Но некому было ответить.
— Ты полежи здесь до утра, а я пойду посплю, голова невыносимо раскалывается. Я вернусь утром, обязательно вернусь, и мы поболтаем. Спи, родной Каору, спи, милый друг, спи…
*
Он стоял под сенью леса и нюхал воздух. Запах, невообразимо чудесный запах шёл от небольшого мотеля. Крадучись, он обошёл его и замер у двери, из-под которой сочился невероятный аромат. Тихо повернул ручку и шагнул внутрь. Аромат оглушил, сбил его с ног, и, потеряв контроль, он бросился к человеку на кровати, вонзил клыки. Ничего! Пусто! Крохи, капли!
В чудовищной тоске он заметался по номеру. Здесь! Где-то здесь! Он распахнул дверцы шкафа. Да! Тысячу раз да!
Он пил, судорожно глотая, захлёбываясь, трясясь от ненасытного возбуждения и удовлетворения. Допил до дна, собрал все капельки, вылизал начисто. И наконец-то стал успокаиваться, приходя в себя. Развязал и заглянул в пакет. Съедобно, но он уже не настолько голоден.
Он вернулся к обнажённому телу, заглянул в открытые глаза — пусто, никого. Провёл пальцем по шву. Кто с ним такое сделал? Надавил на пупок, палец провалился внутрь. Он нырнул им глубже, пошевелил и оскалился, вытащил, облизал. Спустил штаны, сдвинул тело пониже, навалился сверху, проник внутрь и задвигался, совершая резкие толчки, рыча от удовольствия. Вскоре сладостная электрическая боль и наслаждение пронзили тело. Он напрягся: что-то, извиваясь, двигалось в члене, а потом скользнуло в юное мёртвое тело. Он облегчённо застонал. Распластался рядом, накрыв дырку пупка ладонью. А под ладонью что-то шевелилось, и казалось, что руки и ноги Игоря дрожат, подёргиваются.
*
Норман проснулся от солнечного света, что бил в окно. Сел, всё поплыло перед глазами, и его вырвало на середину комнаты. Он бросился к унитазу, его рвало вновь и вновь. Наконец желудок успокоился. Он встал на трясущиеся ноги и, подставив голову под кран, пустил холодную воду. Боль уходила вместе с водой. Он умылся, прополоскал рот, сделал несколько глотков. Вытерся, помочился, смыл, кое-как привёл в порядок одежду и вышел из номера. Щурясь от болезненно яркого света, огляделся. Куда-то неслись машины, и только одна стояла у кафе.
Он подошёл к двери соседнего номера, открыл и заглянул внутрь. Тела не было, как, впрочем, и любых других следов вчерашних событий. Ничего не понимая, он двинулся дальше, вошёл в кафе.
За стойкой потягивал кофе и поедал оставленный для мамы кусок пирога водитель припаркованной машины.
Бледнее и худее обычного, Игорь сидел за столом регистрации, держался за живот и прикладывал ко рту ладонь с видом, что его может в любой момент вырвать.
На диване сидел развалившись какой-то здоровенный волосатый мужлан и чистил любимым маминым ножом свои грязные ногти.
— Что встала, дамочка, заходи, — сказал он, не оборачиваясь.
— Её здесь больше нет, — злобно прошипел Норман, проходя мимо и останавливаясь напротив Игоря.
— Может, и нет, а запашок остался.
— Что здесь, чёрт побери, происходит? — спросил он у Игоря.
Тот хотел что-то ответить, но вместо этого зажал рот руками, вскочил, опрокинув стул, и метнулся в сторону туалета, дверь в который была в самом конце зала.
— Нет, не добежит, — сказал мужлан, — раньше надо было.
Игорь стоял на четвереньках в туалете и размазывал по кафелю что-то похожее на розовый кисель.
— Что это за розовые сопли? — спросил Норман.
Игорь пожал плечами.
— Почему ты живой?
Игорь вновь пожал плечами. Про наглого мужика он спрашивать не стал, так как ответ был очевиден. Норман подошёл и присел рядом с Игорем на корточки.
— Покажи шею.
Игорь развёл в стороны мокрые руки и задрал подбородок. Норман отвёл ворот рубашки. Поперёк шеи шёл шрам такого же цвета, как слизь на полу.
— Ты не можешь говорить?
Игорь зажмурился и скорчил страдальческую физиономию.
— Больно говорить?
Он закивал.
— Ладно, принесёшь потом тряпку, мне у себя тоже прибрать надо.