Он вышел из туалета, налил себе кофе и, не говоря ни слова, удалился в свой номер. Закрыл жалюзи, перешагнул лужу блевотины, залез на кровать и сел, прислонившись к стене. Голова тупо ныла, и думать ни о чём не хотелось. Он уже допил кофе и собирался прилечь, когда вошёл Игорь с ведром воды и тряпкой. Он дёрнулся встать, и голову прострелило острой болью.
Игорь жестом велел ему оставаться на месте и принялся вытирать пол. Закончив, вылил воду в унитаз, помыл руки, подошёл и сел рядом с Норманом, привалился к его плечу.
Тот обнял его за плечи, погладил и поцеловал в затылок.
— Прости меня, — сказал он, — прости, что убил тебя.
Игорь ничего не ответил, а только прижался щекой к тыльной стороне его руки.
Сердце Нормана переполнилось нежностью и состраданием, и он крепче обнял Игоря. Так они и сидели, прижавшись друг к другу, а за мотелем шумел под порывами ветра лес. Ветер принёс косматые серые тучи, из которых начинал накрапывать холодный осенний дождь.
Долго наслаждаться покоем им не дали. От удара ноги дверь распахнулась, и на пороге возник невыносимый мужик.
— Ага, попались! — гаркнул он во всю глотку.
Норман сморщился и закатил глаза.
— Я, конечно, понимаю, что вы, бедняжки, без сюси-пуси никак обойтись не можете, но работать и обеспечивать прикрытие кому-то ведь надо. А я хоть и мастер в этом деле, но рук у меня только две.
Игорь встал и поплёлся к двери.
— Вообще-то я постоялец, — сказал Норман.
— Вот и постоишь за барной стойкой, или Игорюхе одному отдуваться?
— Ненавижу, — сказал Норман и проследовал за другом.
Из-за проливного дождя стоянка была забита машинами, а кафе — людьми. Они пили чай, кофе и поглощали какие-то замысловатые бутерброды. Видимо, на них ушло всё, что только оставалось в холодильнике.
— Шоферюга похвалил ваш пирог, так что начинайте делать ещё, сколько сможете.
— Есть, сэр! — сказал Норман и отдал честь.
Сэр склонил голову и, прищурившись, посмотрел на него. От этого взгляда Норману стало не по себе. Стушевавшись, он поспешил за Игорем.
— А ну стоять! — раздалось из-за спины.
— Ну, что ещё? — обернулся Норман.
— Меня Ирвин зовут, а тебя?
— Норман.
— Топай, Норман.
Игорь не мог говорить, поэтому пёк пироги, которые исчезали в мгновение ока, мыл чашки и разливал чай с кофе, а Норман принимал заказы. Ирвин сидел на регистрации или трепался с дальнобойщиками.
Они работали до позднего вечера, пока Ирвин не сообщил оставшимся с ночёвкой, что они закрываются, так как мальчишки уже валятся с ног.
Ещё днём Игоря переселили к Норману, а все остальные восемь номеров сдали. Ирвин сказал, что ляжет спать в кафе на диване.
— Идите, я сам ставни опущу.
Приняв душ, ребята упали на кровати и отрубились, даже не успев пожелать друг другу спокойной ночи.
====== 11. Вестник жизни ======
Игорь проснулся, как от толчка. Посмотрел на часы — четыре утра.
«Двадцать четыре часа назад я умер или уже ожил?»
И вновь что-то толкнуло его, толкнуло изнутри. Он накрыл и погладил живот. Шевеление стихло, и он мог бы поклясться, что кто-то дотронулся до его руки с внутренней стороны.
Он тихо встал и, как был в одних трусах и босиком, вышел из номера. Войдя в кафе, он включил свет.
— Ирвин, Ирвин, — потряс он того за плечо.
Горло, да и всё тело в целом, уже не болело, и он мог говорить.
— Что, уже началось? — спросил Ирвин, приоткрыв один глаз и зевнув во весь рот.
— Что началось? Во мне кто-то есть, и он толкается.
— Да знаю я.
— Что мне делать, Ирвин?
Ирвин сел, почесал в затылке.
— Падай, — сказал он и шлёпнул по дивану рядом с собой.
Игорь сел, а Ирвин запустил руку под подушку и достал нож.
— Сказку про Красную Шапочку и волка с дровосеками помнишь?
— Единственное, что я сейчас помню, это фильм «Чужой».
— Ну, брат, ты загнул, — сказал Ирвин и прижал Игоря к спинке дивана; надавив на грудь, занёс нож.
— Ты что делаешь?!
Они оглянулись: в дверях стоял Норман. Тоже в одних трусах, но хотя бы не босиком.
— А ты не видишь? Роды принимаю!
Норман приблизился к ним и посмотрел на живот Игоря. В нём что-то двигалось, натягивая кожу то тут, то там.
— Что это?
— Я потом всё расскажу, а сейчас надо вытащить нитку и вновь вскрыть живот. Он уже почти сросся, будет больно, поэтому подержи Игорька.
— Нет, лучше ты держи, ты сильнее, а я сделаю то, что умею. Только надо клеёнку подстелить, а то опять всё кровью зальём.
— Умнеешь не по дням, а по часам. Только крови в нём больше нет, а живицу, если немного вытечет, ототрём. Игорь, садись передо мной, только трусы сними.
— Извращенец, — пробормотал Игорь, разоблачаясь.
Ирвин сел вплотную к спинке дивана, посадил Игоря у себя между ног, прижал его ноги своими и обнял, зафиксировав скрещённые на груди руки.
— Начинай, а ты постарайся не кричать, чтобы мне не пришлось избавляться от свидетелей.
Норман прислонил кончик ножа к животу под мечевидным отростком и, выдохнув, надавил, прорезая кожу и первый стежок нитки.
Игорь застонал сквозь крепко сжатые зубы, а Норман одним плавным и быстрым движением вскрыл живот по шву до лобка. Из раны выступила густая розовая слизь, но её края не разошлись.
— Вынимай нитки, пока он терпит.
Игорь уже отчаялся, что эта пытка когда-нибудь закончится. С Ирвина ручьями лил пот, и удерживать выскальзывающие руки и ноги становилось всё труднее.
Норман прошёл пупок и, вскрикнув, отскочил назад. Из указательного пальца закапала кровь.
— Оно меня укусило!
— Быстрее заканчивай! Потом плакаться будешь! — утробно рявкнул Ирвин, да так, что Норман, мгновенно забыв о себе, бросился назад к другу и успел вытащить ещё парочку кусочков нитки, когда края раны разошлись и из неё показалась похожая на змеиную голова, вся покрытая, как чешуёй, разноцветными мелкими пёрышками, что переливались всеми цветами радуги.
Открыв пасть, полную тонких, как иглы, зубов, змей зашипел на Нормана и уже готов был кинуться, но Ирвин успел его перехватить. Тот извивался внутри живота. Игорь не выдержал и закричал. А Норман, благодаря прежнему окрику Ирвина, продолжал хладнокровно выдёргивать нитки.
— Всё! — крикнул он, отскакивая подальше.
Ирвин отпустил змея и зажал Игорю рот. Змей извернулся и юркнул назад в живот.
— Всё, маленький, всё, тише, тише.
Грудь Игоря всё ещё вздымалась, из распахнутых глаз катились слёзы, но в них вернулось осмысленное выражение, и Ирвин убрал руку с его рта.
— А как же змей? Или что это такое было? — спросил Норман.
— Это вестник жизни, дитя моего порока. Они зарождаются во мне от очень редкой крови. Последний раз такое со мной случилось пару тысяч лет назад. Кровь того страдальца имела такой же восхитительный аромат, как у Игоря. Видимо, в момент смерти они пережили сходные эмоции. Через день после зачатия…
— Что? — перебил его Игорь. — После зачатия? Так ты меня трахнул? Напился моей крови и трахнул меня мёртвого, беспомощного и безответного?
Он всё ещё сидел голый между коленей Ирвина, но тут попытался вскочить и чуть не упал. Норман его подхватил.
— Нет, — объясняя, как маленькому, сказал Ирвин. — Зачатие произошло внутри меня от твоей крови, а трахнул я тебя уже потом, чтобы личинку отложить.
— А, ну, если так, тогда конечно, тогда ладно, — истекая желчью, сказал Игорь, сверкая в бешенстве глазами.
— Так вот, когда вестник через день покидает носителя, тот обычно вновь умирает…
— Господи, — простонал Норман.
— И ты говоришь мне это только сейчас?! — взвился Игорь.
— А зачем зря расстраивать человека, если через день он всё равно умрёт?
— Правильно, лучше пусть он в этот день пашет, как проклятый!
Из глаз Игоря от обиды брызнули слёзы, и он, зашмыгав носом, зло их вытер.
— Но ты же не умер, такое бывает очень редко. Видимо, что-то в твоих эмоциях настолько пришлось вестнику по вкусу, что он решил оставить твоё тело себе, не покидать его. Ну, знаете, как крабы раковины мёртвых моллюсков на себе таскают.