– Да, моя милая?
– Когда выписывается Эдгар Старк?
Вопрос не был столь уж странным, но меня он поразил. Я ответил, что не скоро, если это будет зависеть от меня.
– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовался я, когда мы подошли к машине.
– Просто так. Он восстанавливает Максову оранжерею. Увидимся вечером во вторник?
– Непременно, – ответил я, целуя ее в щеку.
Мой Эдгар?
В конце дня, когда служащие покидают больницу, там воцаряется совершенно иная атмосфера, как в приморском городе, когда оканчивается сезон и туристы разъезжаются по домам. Тогда она мне нравится. С годами у меня вошло в привычку возвращаться в вечерней тишине в свой кабинет и спокойно обдумывать то, что произошло за день.
– Возвращаетесь, доктор Клив? – говорит санитар у главных ворот, когда я беру ключи.
– Возвращаюсь.
С младшими служащими я всегда изображаю своего рода патрицианскую любезность. Им это нравится. Они любят структуру и иерархию, хорошо меня знают. Я проработал здесь дольше любого из них.
Из моего кабинета открывается прекрасный вид на местность за стеной. Она бывает особенно красива в летние вечера, когда последний свет окутывает болото мягкой дымкой, а заходящее солнце окрашивает небо во все оттенки красного. Однажды, через несколько месяцев после госпитализации Эдгара, я вернулся в кабинет в этот спокойный час. Выпил немного виски – я постоянно держу небольшой запас спиртного в тумбе письменного стола под замком – и несколько минут постоял, глядя в окно. Запомнилось мне это так хорошо потому, что в тот день Эдгар впервые стал обнаруживать всю меру своих бредовых идей и перестал делать вид, что убийство было таким импульсивным, как он утверждал вначале.
Я разговаривал с Эдгаром после полудня в дневной палате его отделения в третьем корпусе. Это просторная солнечная комната с хорошо натертым полом и бильярдным столом посередине. Там были кушетки и кресла в чехлах из грубого темно-зеленого винила, в одном конце ее стоял стол, где пациенты играли в карты или читали газеты, в другом недавно установили телевизор. Эдгар играл в бильярд. Он склонился над кием, готовясь сделать удар, и тут кто-то шепнул ему, что пришел доктор Клив. Удар Эдгар сделал.
– Вот как? – сказал он, выпрямляясь, и с улыбкой повернулся к двери.
– Пойдемте, – громко, отчетливо произнес я.
Мы провели почти час в комнате для собеседований, разговор наш я записал на пленку. Эдгар сообщил мне, что его перевели в нижнее отделение третьего корпуса. Этому, разумеется, способствовал я, но ему требовалось, будто ребенку, поставить это себе в заслугу и услышать от меня похвалу. Пациенты нередко проецируют на психиатра чувства сына к отцу. Такой перенос чувств может быть полезен, так как выносит на поверхность то, что обычно подавляется.
Когда Эдгар ушел, я включил магнитофон. В то время я недостаточно понимал его личность. Он мне рассказал кое-что о причинах убийства жены, и то, что я услышал, было совершенно фантастичным. В мышлении пациентов с бредовыми идеями зачастую есть призрачное подобие логики, и здесь оно было налицо. Патологические подсознательные процессы навели его на мысль, что жена изменяет ему с другим мужчиной. Вначале он решил, что они должны как-то сигнализировать друг другу о своих приготовлениях, потом – что должны оставлять следы, и стал видеть следы и сигналы в таких банальных событиях, как открывание окна, когда внизу по улице проезжает мопед, в таких мелочах, как морщинка на наволочке или пятно на юбке.
Я спросил его, как в начале каждого собеседования, верит ли он до сих пор, что жена ему изменяла.
– Да.
Сказано это было с полнейшей уверенностью. Эдгар свертывал самокрутку и смотрел на пальцы. Он несколько раз кивнул.
– Как долго это продолжалось?
Эдгар поднял глаза и уставился в окно, собираясь с мыслями, слегка нахмурился, когда коснулся языком края бумаги. Выглядел он в высшей степени рассудительным и здравомыслящим. Я понял, что он наконец-то решил быть откровенным со мной.
– Лет восемь-девять.
Выражение его лица говорило: «Теперь вы понимаете все».
– Но вы столько лет и были женаты!
Он кивнул с искренней печалью на лице.
– Когда вы впервые заподозрили неверность?
– Я знал о ней с самого начала.
– То есть в течение всей совместной жизни знали, что жена изменяет вам?
– Да.
– С одним и тем же человеком?
– Нет. Их было много.
– Сколько?
Лицо его внезапно оживилось грустной усмешкой.
– Сколько? Сотни. Я потерял им счет.
– И вы ничего не предпринимали?