Однажды утром Стелла проснулась и обнаружила, что, кроме нее, на этаже никого нет. Эдгар раньше не выходил на улицу в светлое время суток. Поначалу она оставалась спокойной. Заварила чай, потом постирала белье над раковиной и развесила на веревке, зашла в мастерскую и открыла ставни. День был ясным, ветреным, высоко в небе неслись облака. Она походила, разглядывая рисунки, приколотые кнопками к стенам. Глина на подставке была закрыта влажными тряпками.
Стелла поднялась наверх и принялась читать старую газету. Через час ей стало не по себе от беспокойства. Эдгар не сказал ей, куда пошел, надолго ли, и было нетрудно вообразить еще одну случайную встречу с полицией, на сей раз без покрова темноты. Как знать? Эта мысль неожиданно потрясла Стеллу: как ей узнать, если он попался? Собственная беспомощность начала ужасать ее. Без этих двух мужчин она бы пропала. Она зависела от них полностью. В их соглашении оказался изъян, нужно думать о подобных непредвиденных обстоятельствах, он больше не должен ее покидать.
К полудню Стелла пришла в отчаяние. Решила, что Эдгар наверняка в руках полиции, рассердилась на него, но смутно догадывалась, что это результат беспокойства – точно так же она сердилась на Чарли, когда мальчик часами пропадал на болоте. Было ошибкой вспоминать о сыне: теперь, когда она, казалось, потеряла и Эдгара, у нее не было душевных сил противиться чувству вины, которое вызывала мысль о Чарли. В конце концов Стелла почувствовала, что не может больше оставаться в мастерской, и побежала вниз по лестнице.
Что она собиралась делать, Стелла не помнила, но помнила поспешность, внезапную жуткую уверенность, что, ничего не делая, теряет все. Может, предположил я, ты собиралась вернуться в больницу, но Стелла покачала головой. Она в панике быстро спустилась по ступенькам, оступаясь, пронеслась по коридору, выбежала на солнечный свет.
И угодила прямо в объятия Эдгара.
– Господи, что с тобой?
Стелла осознала, в каком она виде: без плаща, без шляпки, нечесаная, с отекшим, немытым лицом. Паника ее улеглась, она позволила Эдгару помочь ей подняться обратно по лестнице.
Эдгар был очень недоволен ее поступком.
Она стала объяснять, что была уверена – его схватила полиция. Эдгар отошел от нее и принялся расхаживать по мастерской, хмурясь, покусывая ноготь большого пальца и бросая на нее злобные взгляды. Таким Стелла его еще не видела – он всегда мог понять ее, когда она начинала тревожиться, и успокоить. Стелла недоумевала, что с ним.
– Тебе этого хочется? – спросил он.
Стелла уставилась на него. Он стоял посреди мастерской, устремив на нее холодный взгляд.
– Нет! Как ты мог так подумать?
– Тебе не хватает прежних удобств.
Теперь Эдгар стоял у стола и бессмысленно листал свои наброски, не глядя на нее и продолжая покусывать ноготь.
– Я думала, что тебя схватили. Что я осталась одна.
– Одна ты оставалась бы недолго.
Стелла не совсем поняла смысл этих слов, она слышала только его боль, поэтому подошла к нему и попыталась обнять. Эдгар прошел мимо, сел на стул возле прикрытой тряпками глины и свернул самокрутку. Стелла встала у стула на колени.
– Я испугалась, – прошептала она.
Эдгар, не глядя на нее, закурил и пожал плечами. Стелла поднялась с колен, подошла к окну, села на подоконник и выглянула на улицу. Все это искусство, все это убожество – ради чего?
– Испугалась, – глумливо произнес Эдгар, но в его собственном голосе слышался испуг, и Стелле внезапно показалось глупым, мелочным, эгоистичным сердиться на того, кто боится за них обоих!
– Ты не любишь меня, – сказала она, – у тебя нет воображения.
Говоря это, Стелла не смотрела на него. Тут же раздался грохот. Эдгар вскочил на ноги, перевернул стул и подлетел к ней, громадный, разъяренный, со сжатыми кулаками.
– Теперь начнешь бить меня? – спокойно спросила Стелла. Она смотрела на него без страха. Это было не важно. Все было не важно. Ей было наплевать, если он ее изобьет. Он был просто одним из сердитых мужчин, в мире таких полно.
– Ты хотела вернуться к Максу.
– Не говори ерунды.
Эдгар повернулся и со всей силы ударил по стене кулаком. В комнате запахло буйством. Жутко было ощущать его ярость. Почему она не замечала ее прежде?